ИНТЕРВЬЮ

«Нейросети – просто инструмент, который можно использовать очень по-разному!» Интервью с ПолурAIспад

Мы долго сомневались по поводу рецензирования музыки, созданной при помощи искусственного интеллекта, старательно обходили подобные проекты, но затем это всё-таки произошло, и рецензия на ИИ-проект у нас появилась. Затем всё произошло ещё раз и появилась ещё одна рецензия, а в воздухе появилось стойкое ощущение, что пришло время прояснить некоторые моменты, связанные с использованием нейросетей современными музыкантами, в чём нам любезно согласились помочь участники сетевого проекта ПолурAIспад и большие энтузиасты всей этой темы. Авторы подробно и исчерпывающе ответили на все наши дотошные вопросы, а их двойной альбом после прочтения данного вопросно-ответного опуса, я уверен, предстанет перед вами в совершенно ином свете.  Интервью получилось искреннее и познавательное, а меня просто покорила живительная убеждённость наших сегодняшних респондентов, которая, вероятно, сподвигнет кого-то из наших читателей пересмотреть своё отношение к AI-творчеству и к подобным музыкальным коллективом. Ну что ж, начинаем!

 – Доброго вечера, Юрий и Константин! Как и с чего началось ваше знакомство с нейросетями, и почему это показалось Вам интересным?

Юрий: Добрый вечер! Если говорить о музыкальных нейросетях, то я следил за новостями об их потенциальном появлении и начал тестировать ещё с первых доступных публичных версий. Но изначально я ожидал, что это будет нечто сравнимое с синтезаторм АНС и идеями саундтрека «Соляриса» Тарковского. Другой звук, пишущийся по другим правилам. В АНС это были линзы и зеркала, здесь – процессорные мощности.

– Сразу ли у Вас появилось желание использовать искусственный интеллект и прибегать к его помощи для собственного творчества или какое-то время Вы относились к нему со скепсисом?

Юрий: Когда стало понятно, что ИИ – музыка пошла по пути освоения всей написанной человеком музыки, её комбинаторики и создания своей аналогичной, то казалось, что данная концепция просто «не взлетит» или «взлетит» лет через 10-15. Я недооценил скорость прогресса

– Какие нейросети Вы пробовали и на какой в итоге остановились?

Юрий: Вообще на сегодняшний день существуют только две нейросетевые модели – это Suno и Udio. Если вкратце – Udio я воспринимаю как программу для развития своих музыкальных набросков, компаньона по нестандартным решениям, которые затем можно использовать в Suno для создания финальных версий песен. Хотя в последняя время и последняя стало справляться лучше. А Костя расскажет более подробно, в том числе и про главную «фишку» и «проклятие» Udio.

Константин: Я начал интересоваться ИИ-музыкой с Udio. Впервые я попробовал сделать для себя композицию с голосом Бориса Гребенщикова, вступлением в стиле данжн-синт и прог-роковыми элементами. Это получилось довольно качественно и креативно, и тот факт, что Udio генерирует музыку полуминутными отрывками, позволяет довольно интересно сочетать жанры. Но при большей музыкальной креативности проблема Udio состоит, во-первых, в качестве звука, во-вторых, в более явных заимствованиях голосов в версии 1.0. А последующие версии, мне кажется, строго менее интересны, чем Suno.

– А с чего вообще началась история Вашего проекта и в какой момент он начал называться ПолурАIспад? Откуда такая деструктивность распада уже на уровне названия?

Юрий: Я позволю немного изменить логику этого вопроса и рассказать о том, как появился именно этот проект. Всю вторую половину 2023 года я плотно занимался экспериментами с музыкой в нейросетях, и уже к концу года стало выходить то, что можно назвать «рыбой» песни. И этот процесс привел к тому, что мой дом покинул страшный зверь «неписун» – за 4 года до этого я не написал ни одного нового текста, ни одного фрагмента мелодии в миди или garage band. А тут обнаружил, что всё чаще и чаще открываю заметки, чтобы набросать какие-то строчки. А тут еще нейросети получили возможность развивать загруженный в них музыкальный фрагмент, и я стал экспереминтировать и со своими музыкальными набросками в midi.

Костя занимался тем же самым, но параллельно и независимо. Но к началу весны 2024 года количество и качество демок и «рыбок» было таким, что появилась идея это каким-то образом опубликовать. Но я откровенно не решался. Пусть это и во многом авторский материал, переработанный нейросетью, но я не верил, что у меня хватит сил, энергии, а главное, смелости выпустить всё это в свет. И тут очень важную роль сыграл Костя. Он дал нужный пинок и стал фактически саунд-продюссером проекта и соавтором ряда песен. Так и появилась идея выпустить альбом и предваряющий его ЕР с песнями, недотягивающими до альбомного уровня, но позволяющими заявить о проекте. А вот про название и деструктивизм поговорим далее.

– То есть ПолурАIспад на данный момент это дуэт, где царят полная демократия и взаимопонимание?

Юрий: Да. И еще очень часто царит прокрастинация и обмен свежими мемами.

Константин: Юра –  бесспорно, лидер проекта, поскольку ПолурAIспад основан на его текстах, и большую часть музыкальной работы выполняет он. Я, в свою очередь, вступаю в обсуждение, подбрасываю стилистические и аранжировочные идеи или возможные решения. Плюс, мне кажется, любому творческому человеку на пользу, если кто-то иногда может сказать ему "нет, так не пойдёт, надо переделывать", а в других случаях – "не надо изобретать велосипед, эта версия достаточно хороша". У нас неоднократно бывали и те, и другие случаи.

– Планируете ли расширение состава и вообще, насколько это вам нужно и необходимо в текущей ситуации?

Юрий: В ситуации именно студийного проекта об этом даже не думалось. Но если появится человек с гениальными идеями, готовый работать в том же ключе – почему бы и нет. А вообще чаще всего мы говорим о человеке, который был бы «чистым ухом» –  отслушивал готовый материал перед релизом со стороны

– Какие вехи в истории ПолурAIспад и факты из истории обязательно нужно знать, чтобы понять и адекватно воспринимать Ваше творчество?

Юрий: Ну вот тут как раз поговорим и про название. ПолурAIспад – это название текущего проекта. А началось всё 23 года назад когда мы с моим однокурсником по Тимирязевской академии Славой Тювиным решили создать рок-группу (по-моему это самое естественное и главное желание для 17-летних подростков, а всё остальное – вторично). И вот эта группа называлась Полураспад. Мы месяца полтора не могли придумать название, всё казалось не то, а потом ночью на кухне мне пришло в голову это слово и… сразу да. Начинали с акустической гитары и тамбурина, потом добавили синтезатор Yamaha, писали незамысловатые песни, играли их для друзей в общагах и на квартирах, и постепенно люди стали приходить просто нас послушать. У нас получалось сочинять одновременно и по-разному и в то же время в едином стиле.

Потом даже появился условный электрический состав, который, правда, собирался раз 5 или 6 в репетиционных комнатах. Вероятно, уже имея какую-никакую аудиторию, мы могли бы дорасти до группы, которая периодически играла в маленьких клубах, имела свое микроядро поклонников и, может быть, даже записала диск. Но таких как мы начинающих тысячи и тысячи, а до конца дело доходит у единиц. Вот и нам помешало то ли подростковое раздолбайство, то ли то, что мы не смогли воспринять всерьёз всё, что делаем. А может, сказалось название. (Как вы яхту назовёте….). Года с 2006 мы практически прекратили сочинять что-то совместно, встречались изредка, но всегда в эти встречи пытались что-то придумать. В конце нулевых – начале десятых годов я с очень переменным успехом пытался петь и писать песни для пары групп, мы даже периодически выступали с ними в тех самых маленьких клубах.

В один из периодов к одной из этих групп присоединился и Слава. Но мне было уже 27, появилась действительно стабильная и прибыльная работа, сил и времени на музыку оставалось всё меньше. С 2014 года я практически нигде не играл, только писал музыкальные наброски да тексты в стол. Пару раз отдавал свои песни другим группам, паре групп помогал с менеджментом и продвижением. Слава тоже пошел по этому пути. В 2017 году Слава умер. Что удивительно печально, за месяц до его смерти мы решили попробовать ещё раз, привлекли пару знакомых и начали репетировать. Видимо опять сказалась карма названия. Ещё в конце 2016 я с помощью знакомых музыкантов записал сингл, но даже не думал о его продвижении и дальше моей стены во Вконтакте он не пошел. К моменту своего знакомства с нейросетями я подошёл, как говорили Ильф и Петров, в последнем приступе молодости.

С одной стороны, было очень много действительно неплохих наработок, с другой – я понимал, что «ну какая уже группа, я уже просрал то время, когда её можно было создавать, профессионально учиться вокалу и тому подобное. А что было дальше – я рассказал выше. Честно говоря, я был не уверен, смогу ли довести и этот альбом до конца, не надоест ли всё это на полпути, не будет ли очередной бессмысленной затеей. Внезапно оказалось, что нет. И что самое важное, я много лет не мог найти людей, с которыми мне будет комфортно сочинять что-то вместе и, понимая, что сам не смогу полноценно играть на музыкальном инструменте, не понимал как это реализовать «в соло». Просто электронная музыка у меня получалось простой и скучной. А тут появились и Костя, и инструмент, и главное – я снова начал что-то сочинять

– С какими мыслями и с какими настроениями создавались первые треки, и в какой момент начала вырисовываться концепция Вашего двухчастного альбома?

Юрий: Вообще изначально этот альбом должен был стать компиляцией того (по моему мнению) лучшего, что я написал за свою жизнь. Но в процессе работы над ним стало очевидно, что вырисовывается единая концепция. Я был воспитан на музыке 70-х – 80-х годов, и для меня альбом – это всегда не просто песни, но и какая-то общая идея. Так изменился и первично задуманный сет-лист и написались новые песни «под этот альбом». Получалось 16 песен. А сегодня – это слишком много для альбома, к тому же крайне экспериментального. Люди уже привыкли к форматам ЕР, и большие произведения себе могут позволить мэтры. Мне же хотелось, чтобы альбом максимально расслышали. Тогда я решил разделить песни на 2 блока и добавить смысловую связку из «каверов» на Северянина и Маяковского, которые своими стихотворениями в 1915-1916 годах устроили то, что сейчас называется «Баттл-рэп»).

– А почему именно этот баттл и Северянин с Маяковским? Чем он так приглянулся и заинтересовал, да ещё в итоге и увязался концептуально с треками готовящегося альбома?

Юрий: Скажу общо, я вижу исторические параллели между «теми» и «сегодняшними» временами. А ещё с подросткового возраста безумно люблю акмеизм и футуризм в русской поэзии.

– Какими тремя словами Вы бы описали свой двухчастный альбом и каждую из этих частей?

Юрий: Я ограничусь описанием частей

1 часть: Путешествие, одиночество, разрушение

2 часть: Безысходность, борьба, надежда

– Нейросеть вообще способна хулиганить? Как Вы впервые пришли к определению нейропанк?

Юрий: Сейчас мы дошли до такого уровня развития технологий, что сами разработчики иногда не понимают, что «в голове» у нейросети. Я не думаю, что она действительно «хулиганит» осознанно, скорее, просто в процессе перебирания вариантов ей кажется, что так лучше. Но да, порой при создании песен она либо совершенно плюёт на загруженную тобой мелодию или заданные настройки и «творит» что-то иное. Иногда совершенно неслушабельное, иногда крайне необычное. Один раз было так, что она самостоятельно изменила строчку в заданном тексте, «спев» откровенную, но осмысленную пошлятину. Под термином нейропанк (я его отношу как раз к тому предальбомному ЕР) я понимаю всё же то, что песни в нём были музыкально сделаны именно в ключе панк-рока. Но если рассматривать панк как идеологию, как «пощёчину общественному вкусу» и «я всегда буду против», то осознанное и вдумчивое использование искуственного интеллекта для создания музыки, открытое признание того, что ты создаешь свои песни при помощи ИИ, когда мы находимся на стадии общемировой дискуссии об ИИ вообще – это самый настоящий панк. Панковее некуда.

Константин: Да, безусловно, ИИ умеет "смотреть" на сочетание промпта и текста под каким-то углом, который человеку иногда кажется абсурдным. Иногда этот абсурд может быть крайне интересным и абсолютно необходимым. Песню "Клоуны возвращаются" без него мы решить, к примеру, никак не могли. Припев, напрямую взятый из известной серии "Масяни" про русский панк, должен был быть грязным, но песня должна была быть намного креативнее обычного панка. Получилось довольно парадоксальное сочетание панка, альтернативного рока и симфонического прог-рока.

На будущем альбоме есть одна композиция, где ИИ просто не спел последнее слово в песне на одно известное стихотворение – и это изменение настолько фундаментально влияет на её восприятие и усиливает страшную силу текста, что мы решили его сохранить. Сомневаюсь, что мы бы придумали (и решились) сознательно так обойтись с классикой.

– Прибегаете ли Вы к помощи ИИ при написании текстов и вообще можно ли доверять такое тонкое и важное дело нейросетям?

Юрий: Нет, не прибегаю и не планирую. Во-первых, использование ИИ для меня не самоцель, а просто один из инструментов для создания песен. Во-вторых (процитирую классика) «в России (и СНГ) все поэты – рок-артисты». Я пишу тексты песен не для заполнения вокальных линий, а выражаю в них свои идеи и мысли. И в рамках ПолурAIспада интересно именно такое развитие. Что же касается о написании стихов нейросетью, то, по-моему мнению, для создания стихотворения, текста песни, да и любого литературного произведения нужен не только опыт поколений, но и собственные мысли, идея, которую ты хочешь высказать этим произведением. Смысл может быть поверхностным, "глубоким", говорить можно о любви, дружбе, истории, политике. Но: что бы человек ни писал и ни говорил, он всегда понимает, о чём он. С музыкой всё не совсем так. Да, мы стараемся заложить идеи в музыкальные произведения, но без слов это будут просто хорошие или плохие гармонические колебания, цепляющие или нет, создающие определенное настроение. Но итог один: без либретто нет балета. (улыбается)

Нейросети на сегодняшний день могут быть накормлены стихами и текстами песен известных и не очень поэтов и так же как с музыкой, будут комбинировать. Но если комбинация нот приводит к хорошей мелодии часто, то собрать слова в структуру гораздо сложнее. Если просто подражать и использовать базу стихов, получится или пародия или графомания. Вряд ли такие нейросетевые стихи будут читаться взахлеб. А вот с текстами песен: можно делать что-то посредственное, дабы просто рисовать вокальную линию, вероятно, что-то получится для простеньких песен. И то скорее на английском языке.

Избавиться от стигмы текстоцентричности или как минимум равнозначности текста и музыки русскоязычная сцена не сможет никогда. Таков путь. При огромном количестве групп, играющих хорошую, крутую музыку, люди ходят на их концерты и чтобы послушать музыку, и чтобы попеть и вслушаться в слова. И хитом песня с плохим текстом станет вряд ли. А подражание мэтрам в текстах так и останется подражанием.

Очень вероятно, что через несколько лет «робот сможет написать стихи». Более того, уже есть проекты, где используются нейросетевые тексты. И есть уже очень давно (вспомним «Нейронную оборону», а это 2016 год). Ни в коем случае не осуждаю, но это не мой путь.

– А в каком процентном соотношении на Вашем альбоме находится человеческое и нейросетевое? В чём вообще в данном случае роль и функция человека?

Юрий: Я думаю, тут всё понятно из предыдущих ответов. Нейросеть служит для создания или развития моих существующих мелодий и (пока) синтеза голоса. Написание текста песни, а теперь уже и мелодической «рыбки», создание сотен и тысяч (я серьезно) фрагментов песни, компиляция их в единую, разбор на дорожки, чистка, мастеринг, добавление нужных звуков и шумов – это работа человека. Резюмирую ещё раз: нейросеть – это просто инструмент, который «разукрашивает» то, что нами придумано. В рамках ПолурAIспада это так и только так.

– Но вы допускаете, что можно идти и ещё дальше, доверяя нейросетям написание текстов, больше отдавая им на откуп в плане создания музыки, аранжировок и мелодий? Можете вообще указать ту грань, где взаимодействие с нейросетью перестанет быть творчеством и превратится в нечто бездушное и автоматическое?

Юрий: В рамках этого проекта – нет, не считаю нужным такие «откупы». А в общем вокруг таких экспериментов масса. Грань.... ну наверное, когда ты включаешь программу и нажимаешь одну кнопку: «сгенерируй текст и музыку» и не прослушивая отправляешь готовое… хоть другу, хоть на стриминг. Это глупо, это использование потрясающего инструмента не по делу, это чёрт побери, неэкологично (я тут еще напомню, что каждый запрос к серверу – это расход электроэнергии). Одним словом, это «попса» в нейросегменте.

Константин: Делать это, безусловно, можно. Но зачем? Нам интересна реализация заложенных в музыку смыслов и образов путём подбора нужного музыкального решения. Если и смыслы, и решение будет закладывать ИИ - это в лучшем случае будет опыт, о котором мы уже сказали ("смотрите, как этот медведь интересно танцует с балалайкой"), в худшем - халтура. Я мог бы представить себе такой себе "ПолурAIспад наоборот" - группу, в которой талантливые музыканты натренировали бы нейронку, чтобы она писала им тексты песен под музыку этой группы. Это, вероятно, тоже было бы интересно, в отличие от полностью сгенерированного творчества.

Тем не менее, мы, к примеру, добавили на обе части альбома по одной инструментальной композиции. О чём довольно долго спорили, именно потому что степень человеческого участия тогда сильно снижается. Но эти инструменталки были нужны в структуре альбомов.

– Сейчас часто можно услышать «у нейросетевого творчества нет души» или, наоборот, «такая душевная песня, никогда бы не подумал, что она создана нейросетью». А как вам кажется, способна ли нейросеть на творчество с душой и есть ли душа у ИИ?

Юрий: «Души» скорее всего нет ни у одного музыкального инструмента, ни у одного музыкального редактора, да вообще ни у одного предмета или программы. Всё зависит не от ИИ, а от человека, который сидит «за пультом». От того, как и что он умеет создавать в нейросетях, от его музыкального вкуса зависит то, что он выберет для представления миру. Поэтому и такие полярные мнения

Константин: Мы знаем, что в истории, к примеру, хватало людей, которые считали, что у предметов, частично или полностью произведённые фабричным способом, или у печатных книг "нет души". Или музыкантов, считавших, что у аппаратных синтезаторов "нет души". А социолог и философ Теодор Адорно, к примеру, считал, что звукозапись и трансляция музыки на радио приводит к созданию массового общества и идёт на пользу капиталистической и политической элите.

Так вот, нейросети – это, в конечном итоге, инструмент, который можно использовать по-разному. Кроме нашей музыки, я встречал уже несколько композиций, частично созданных ИИ (тут я сошлюсь на проект "НейроБГ"), которые лично я сохранил в свой плейлист и которые вызывают у меня не меньше эмоций, чем хорошие песни, записанные настоящими музыкантами. Я предполагаю, однако, что такого результата маловероятно добиться, если предоставить ИИ сгенерировать случайные текст и музыку (или даже только музыку) на заданную тему. Как Юра уже сказал, чтобы создать хороший вариант одной песни, нужно провести очень много времени и прослушать очень много плохих вариантов.

 – Как вообще строится Ваше сотрудничество и взаимодействие с AI при создании музыкальных композиций? Как всё обычно начинается?

Юрий: Всегда по-разному. Чаще всего: загрузка текста, фрагмента мелодии в программу, разбитие песни на смысловые блоки, задание на стили и инструменты – такое начало работы. Иногда: ты просто «просишь» нейросеть «пофантазировать», слушаешь её мелодические ходы, где-то говоришь «О!» или «Да блин!» и начинаешь думать, а что можно сделать из этого 5-секундного куска. Иногда просто проверяешь некоторые ее возможности и функции на каких-то шаблонах и нарочито абсурдных текстах. Кстати, на будущем альбоме будет одна (на мой взгляд) очень сильная и жёсткая песня, которая родилась из сиюминутной эпиграммы, которую я делал «смеха ради»

Константин: ...А продолжается всё так. Юра приносит мне одну за другой, зачастую среди ночи, несколько сырых версий той или иной песни. Мы обсуждаем, какая из них лучше всего реализует замысел, и чего ей не хватает, что можно допилить или поменять. В каких-то случаях вообще сразу есть версия, которая очевидно работает и альтернативы просто не нужны.

Иногда песня готова через пару итераций и её можно отправлять на мастеринг (тоже с помощью ИИ), иногда нужно мучиться. С ключевой  песней Т.С.М.К. получилось так: у нас была версия, идеально создававшая нужное эмоциональное состояние. В одной фразе нейронка категорически путала слоги; так выпускать серьёзную песню было нельзя. Юре пришлось обратиться к родственнику, занимающемуся звукозаписью, чтобы он этот дефект компьютерной дикции поправил.

– Можно ли назвать Ваш проект пропагандой нейросетей и апологией искусственным интеллектом?

Юрий: Немного повторяемся снова, но нет. Да, есть огромное количество проектов, показывающих «Смотрите, как нейросеть может». ПолурAIспад – это «то, что я должен сказать». Это авторские песни, сделанные при помощи такого инструмента, как нейросеть.

– А в какую сторону вы скорее всего будете развиваться – станете ли больше доверять нейросетям и делегировать им больше своих обязанностей, наоборот ли станете больше делать сами и привлекать живых музыкантов?

Юрий: О большем «делегировании» речи нет. Нейросетевые программы – всего лишь инструмент. Всё идёт к движению именно в сторону «сами да с товарищами»

– Как вы думаете, как обстоит дело с концертами для Al-групп? Возможны ли концерты и какой-то концертный состав для таких групп? Нужно ли шоу и какие-то сценические декорации для коллективов, создающих музыку с ИИ?

Юрий: Как только AI-группа собирает живой состав, она уже перестаёт быть AI-группой в «классическом» её понимании. Если это коллектив, аналогичный ПолурAIспаду, то думаю никаких специальных эффектов не нужно. Это будут просто концерт просто группы. Если мы говорим о каком-то живом шоу, где как раз будут звучать мелодии и ритмы «зацените как может нейросеть», то да, вероятно там нужен и специальный свет, и видеоряд, и артисты-голограммы. Но это вопрос не ко мне, а к таким проектам.

Я пока что не знаю примеров, когда AI-группа вроде нашей собирала концертный состав. Но для ПолурAIспада считаю его нужным и возможным. Но, увы, двигаюсь в этом направлении очень медленно. Если вдруг мы станем первыми в таком «выходе в реальность», я буду рад

– У ПолурAIспад даже был концерты и выступления. А в каком виде они проходили и на что это было похоже?

Юрий: Ну как вы поняли, именно у ПолурAIспада их еще не было. А что было до – я рассказывал.

– А как много ИИ-групп Вы знаете и интересуетесь ли целенаправленно подобными исполнителями? Может быть, кого-то порекомендуете нам для ознакомления?

Юрий: Да, я слежу за тем, что происходит в этом сегменте. Как минимум, чтобы понимать «куда всё идёт». Но не сверхпристально и не для того, чтобы «попасть в тренд». Насчет рекомендаций скажу только одно слово: НейроБГ.

– И в какую сторону всё идёт с нейросетями? Как вам видится со стороны?

Юрий: Пока всё очень хаотично. Но на сегодняшний день пока что большинство нейроконтента – это песни на стихи безусловных и условных классиков, кавера, стилизации и пародии. Грустная шутка про то, что кавер-групп на свете больше, чем коллективов с оригинальным материалом.

– Можете назвать какой-то очень интересный и впечатляющий и наоборот очень неудачный опыт творчества нейросети в плане музыки?

Юрий: В глобальном понимании (если говорить об одной композиции) на ум ничего не приходит. А вот что касается неудач, по моему опыту и по моему субъективному впечатлению 90% того, что создается в нейросетях – слабая ерунда, 5%  – «интересно» и 5% – «с этим можно работать». Наш альбом как раз записан на этих 5-10%.

– А как Вам, например, “Царица” в исполнении Metallica, созданная нейросетью? Что вообще думаете о таких AI-каверах?

Юрий: Забавно. Такие каверы – это совершенно другая грань нейросетевой музыки, они делаются для (в хорошем смысле слова) развлечения достопочтенной публики YouTube и в принципе хорошо с этим справляются. «Царица», «Знаешь ли ты» голосом Егора Летова, «Ели мясо мужики» а-ля Сектор Газа, «Nevermind» в стиле психодела 60-х-70-х годов – это и неплохое шоу, и неожиданный взгляд на привычные вещи. Словно бы история стала допускать сослагательное наклонение. А про «феномен говновоза» уже пишут научные статьи. Главное пожелание и ожидание от таких каверов: не скрывать, что это нейросетевая работа, не выпускать их «от имени» музыкантов, ну и в остальном соблюдать права авторов оригинальных композиций.

– У Вас не было идеи записать вот такой своеобразный нейросетевой трибьют своим любимым группам и исполнителям? Вообще Вам интересно подобное?

Юрий: И идеи, и подобные эксперименты были. Но это я делаю сугубо для себя и близких друзей. Здесь как раз-таки можно показать возможности нейросети «доступно». Но о выпуске в свет такого трибьюта я даже не думаю на данный момент. Здесь нужно осознавать, что публикация подобных материалов – это нарушение авторских прав. Возможно, то, что делает ПолурAIспад когда-то станет настолько значимым и качественным, что с некоторыми из этих музыкантов удастся создать такую коллаборацию. Но, скорее всего, не в этой жизни.

– Насколько плотно взаимодействуете с искусственным интеллектом в повседневной жизни и насколько доверяете ему в этом плане?

Юрий: В своей основной работе я активно использую ИИ для систематизации и структуризации данных. Он действительно облегчает монотонный труд. Что касается доверия, пока что придерживаюсь поговорки «Доверяй, но проверяй». А так ИИ давно уже проник во все сферы нашей жизни. Делая фото на камеру мобильного телефона, мы даже не задумываемся о том, что бо́льшую часть обработки кадра берёт на себя ИИ, например.

– Нет ли у вас ощущения, что частое использование нейросетей ведёт к деградации и отупению человека, а в общем и целом – всего нашего общества?

Юрий: Да, сейчас так очень часто говорят про нейросети. Лет 20 назад также говорили про мобильные телефоны, ранее – про телевидение и компьютеры, когда-то – про арифмометры. Были луддиты, которые требовали убрать с фабрик все станки. Было такое, что и книгопечатание казалось небогоугодной затеей.

Нейросеть – это просто инструмент, родившийся на современном этапе развития технологий. Деградирует ли общество, или использует его себе во благо – зависит только от общества. И: убивает не оружие, убивают люди, которые из него стреляют.

– Что вы думаете об аргументах противников ИИ и можете ли согласиться с какими-то из их доводов?

Юрий: Пока что единственный (но очень весомый) довод «противников ИИ» для меня – это фильмы Джеймса Кэмерона «Терминатор» и «Терминатор-2». Но и там развита та же мысль, о которой я говорил выше: искусственный интеллект стал смертельным врагом человечества исключительно по воле и вине человечества. Все аргументы о том, что: «ИИ отберет работу», «ИИ сделает нас тупыми», «ИИ захватит мир» связаны с тем, что человек и человеческое общество проецируют себя на ИИ. Да, люди неидеальны. Мы всё ещё воюем и воруем, мы делимся на нищих и богатых, мы лживы и завистливы. Но в то же время мы добры и смелы, талантливы и честны, покоряем космос и лечим тяжелые болезни. ИИ – это не новая форма жизни. Это продукт человеческого общества. И как он себя «поведёт» зависит только от нас. Давайте вспомним слова Сары Коннор в конце фильма: «Если даже Терминатор смог понять цену человеческой жизни, то, может быть, и мы научимся понимать её».

– А как же неумение ИИ проникнуть в суть человеческих эмоций и вдохнуть жизнь в свои творения?

Юрий: Я опять вернусь к тому, что говорил ранее. На сегодня ИИ, что в музыке, что в других сферах – инструмент в руках человека. И «вдыхает жизнь» в его любые творения, тот кто этим ИИ управляет.

Константин: Вот поэтому и нужен человеческий элемент. В нашем случае это тексты, подбор музыкальных решений (у меня он, например, нередко чисто интуитивный), составление песни из фрагментов.

– Не думаете, что скоро нейросеть полностью заменит и вытеснит человека, а вся музыка будет создаваться только нейросетями?

Юрий: Ура, наконец-то снова о музыке. Нет, я так не думаю. Я считаю, что любое творчество – это часть человеческого сознания (или души, кому как угодно). У человека не пропало и не пропадёт желание что-то сочинять самому. У человека никуда не пропадёт и здоровое тщеславие. Согласитесь, что куда более приятно мечтать о том как ты стоишь на сцене, чем пишешь нейро- (или не нейро) музыку за компом и всё. А без живого композиторства этого не будет. Моё мнение – нейросети просто станут частью огромного музыкального пространства на Земле. Но сейчас, когда они только появляются, у многих музыкантов есть подобные опасения и их контраргументы делятся на такие группы как: от «это слишком примитивно и неинтересно» и «клоунада вместо дела» до «это нарушает наши авторские права» и «мы никому не станем нужны». Как по мне – напрасно. А что касается авторских прав – если кто-то (неважно, при помощи нейросетей или нет) начнет цитировать, копировать и плагиатить – это сразу станет заметно и юридические последствия снизойдут на него незамедлительно.

Но то, что видно сейчас: нейросети, хоть и учатся на «опыте поколений», но в общем не копируют его, а создают что-то новое. (Кстати, как и многие молодые и не только музыканты не просто берут музыку из вселенной, а так или иначе опираются на то, что слышали и комбинируют это). А ещё… я абсолютно уверен, что многие музыканты, в том числе и известные, на деле давно используют музыкальные нейросети. Не для копирования их идей один в один, а для экспериментов, для того, чтобы посмотреть на свои идеи под другим углом и «незамыленным глазом». В итоге всё придёт к тому, что нейросеть станет одним из множества способов звукоизвлечения и сложения мелодий. Единственное, чего быть категорически не должно, и что лично я глубоко презираю – выдавание нейросетевой музыки за собственную, написанную и записанную от и до живыми людьми.

Константин: Музыка, создаваемая ИИ, бывает сильно креативнее, чем тысяча пятая шепчущая и мяукающая подражательница Билли Айлиш и тысяча четырёхсотые подражатели подражателям группы "Айрон Мэйден". Вот таким музыкантам станет, надеюсь, сложнее, и поделом. Более дешёвый в производстве и более качественный ширпотреб заменит более дорогой и менее качественный. Рыночек решает.

Но тех, кто изобретает свой, интересный звук, ИИ заменить не может. Он синтезирует известные элементы, но делает это на основе массива существующей музыки, на которой он научился. Это, например, означает, что добиться сложных партий классической акустической гитары посреди прог-рокового звука исключительно сложно. А любимая нами обоими группа Оргия Праведников, на почве интереса к которой мы когда-то и познакомились, так делает. Или, например, я хочу послушать симфонический рок с мужским академическим вокалом! Есть несколько таких проектов, вроде Magni Animi Viri, но это невероятная редкость, и поэтому попытки создать такой звук в Suno неизбежно приводят к симфо-року с женским вокалом, или павер-металу с неакадемическим мужским вокалом, или в крайнем случае к чему-то вроде голоса Бочелли на фоне примитивнейшего рок-сопровождения.

Мне кажется, важная отличительная черта нашего проекта от других нейромузыкальных произведений как раз в том, что мы не ставим себе цель сказать слушателю "смотри, как этот диковинный ИИ пляшет перед нами с балалайкой, разве это не необычно?"

Мы хотим создавать интересную, полистилистическую музыку на собственные  стихи, которую захочется послушать и которая запомнится и будет всплывать у вас в голове.

– А как в целом думаете, насколько велики в принципе возможности AI? Сможет ли он когда-то стать подобным человеку?

Юрий: Возможности AI велики настолько, насколько велик талант его разработчиков. Насчет «человекоподобия» не берусь отвечать – это всё будут догадки. Но мы живём в мире, в котором возможно всё.

– Значит, стакан наполовину полон, и нет смысла противиться прогрессу. А как вам кажется, как мы – просто слушатели, журналисты, музыканты, ведущие, аналитики – можем влиять на то, как будет восприниматься в социуме ИИ-творчество и каким оно в итоге будет?

Юрий: Именно вы и будете это решать. Так было с любым новым творческим и не только продуктом. Тот, кто его создаёт – может лишь ожидать тёплого или холодного приёма от зрителей и критиков.

– Как думаете, как можно было бы использовать искусственный интеллект на благо нашему миру, помимо музыки?

Юрий: От уже выше приведенного бытового примера с камерами в смартфонах до беспилотного транспорта; обработки больших данных, исследований космоса. Всё; что во благо человечеству и прогрессу.

– Всем ли людям нужно использовать искусственный интеллект или он может быть нужен и полезен только каким-то определённым категориям людей?

Юрий: Все мы его уже так или иначе используем.

– Что в самых ближайших планах? Работаете ли Вы в данный момент над какими-то новыми треками, и есть ли уже какие-то мысли по поводу следующего альбома?

Юрий: Неочевидный и условный «плюс» нейро-музыканта в том, что он может работать над материалом, пока есть силы и желание (и не прерываясь на концертные туры, увы). Да, сейчас мы работаем над вторым альбомом. Его контуры появились в августе прошлого года, и где-то с середины сентября началась работа над песнями. Это будет концептуально еще более цельное произведение, чем «Время для мёртвых идей», в нем практически только новый материал, и немало музыки, написанной вне нейросетей, а ей только обработанной. В начале марта было сделано пробное мастер-демо и тут (простите за нескромность) я почувствовал, что это уже не просто эксперимент, а что-то действительно сильное. Что-то действительно красивое. И что-то действительно страшное (но не в плане технологий, а в плане смыслов). Если Бог даст, этот альбом выйдет осенью.

Но в процессе еще написания «Времени для мёртвых идей» появилось несколько неплохих новых и старых песен, которые в альбом никак не лезли. И родилась идея – «три сингла на три праздника». Первый вышел на новый год (и зимнее солнцестояние). А второй – выйдет на днях, на весеннее равноденствие, день Святого Патрика и Наурыз одновременно. Это, пожалуй, две самые позитивные и бодрые песни ПолурAIспада на сегодняшний день. То, что нужно для начала весны.

– А по каким признакам получилось понять, что было создано что-то по-настоящему сильному? Какие тут критерии в вашем случае?

Константин: У меня критерий очень простой. Если я через несколько дней сам хочу слушать получившуюся песню - получилось хорошо. Если фрагменты этой песни крутятся в голове перед сном - очень хорошо. Если я хочу идти по вечернему городу, слушать эту песню и ей подпевать - получилось отлично.

Юрий: Критерии, конечно, субъективные. Но если первый альбом слушался именно как «своя работа», ухо искало как сильные места, так и ошибки, мозг думал как их избегать, то тут…. Послушав демку от начала до конца, я сидел в тишине минут 20, у самого было ощущение, что я туда «провалился»

– В каком смысле страшны заложенные в ваш готовящийся альбом смыслы? Хотя бы намекните, в какую сторону думать и копать.

Юрий: В сторону того, как оставаться человеком и сохранить свет в себе в любые времена, и возможно ли это вообще.

– А можно какой-то эксклюзивный спойлер по поводу готовящегося альбома, чтобы нашим читателям сейчас обязательно захотелось его послушать?

Константин: Спойлера можем предложить два. С одной стороны, наш следующий альбом открывается и закрывается фрагментами одной из наиболее известных и мрачных русских поэм. Думаю, многие поймут, о чём речь. С другой – на этом альбоме будет не только серьезное и мрачное, но и смесь хардкора с Камаринской. Причём весьма органичная

– Какого вопроса Вы больше всего ожидали от меня, но в итоге так и не услышали?

Юрий: Вопроса про расходы на создание альбома. Скажу коротко: нейросети при профессиональном использовании ни разу не бесплатны, плюс были расходы и на покупку внешних звуковых карт, и на студию, где делалось сведение и мастеринг некоторых песен, и на размещение на стримингах, и некоторые авторские отчисления. Суммарно альбом обошелся в примерно 100 тысяч российских рублей. И с одной стороны, это немаленькая сумма, с другой – любому профессиональному музыканту 100 тысяч за альбом покажутся сущими копейками и снова чем-то несерьёзным.

– Ваши финальные слова и пожелания тем, кто нас сегодня читал?

Юрий: Ну что ж, спасибо.

– Спасибо за интервью!

Алексей "Astarte Eel" Иринеев

«Иное рядом, стоит только сменить ракурс восприятия и точку приложения усилий» Интервью с Алексеем Белозёром (Тропы Не Врут)

Лучшим релизом января 2025 года у нас стал альбом “Голоден и пьян” от очень интересной хард-бард-группы Тропы Не Врут, а сегодня нашему с вами вниманию предлагается большое и увесистое интервью с лидером и автором текстов данного коллектива Алексеем Белозёром. И пусть Алексей сколько угодно характеризует себя и свою группу в категориях панка, на самом деле Тропы Не Врут это очень вдумчивый, грамотный, осмысленный и интеллигентный музыкально-идеологический феномен, а в их текстах можно найти отсылки к самым удивительным и интересным вещам. Их композиции – это действительно песни для ментально зрелых людей, ну а присутствующее в них стремление к свободе лишь подчёркивает и усиливает изначальный посыл, заложенный в текстах. “Голоден и пьян”, вышедший 31 декабря 2024 года, полностью посвящён кризисам и переживанию кризисов, охватывая в своём хронометраже треки в общей сложности за 20 последних лет, и в этом смысле переоценить его значение на самом деле было бы очень непросто – альбом хорош. Ну а почему и как он хорош, вы без труда почувствуете сами, едва прочитаете наше сегодняшнее интервью и послушаете затем столь полюбившийся многим релиз.

 – Доброго вечера, Алексей! Поздравляю с победой в нашем голосовании! Как сами расцениваете эту победу и можете ли назвать свой новейший полноформатник самым лучшим во всей дискографии «троп»?

– Приветствую! Благодарю за поздравления и за внимание к нашему творчеству. Сегодня очень важно для исполнителя, да как, наверное и всегда – найти своего слушателя, а так как музыки очень много, то любые упоминания весьма ценны. Но, если говорить совсем честно, то я несколько скептичен относительно большинства конкурсов, в которых нам доводится принимать участие. Я к тому, что многие из них построены на голосовании, которое не может как-то объективно выявить победителя. Наверное, со стороны группы самым честным будет – вообще нигде не упоминать о том, что проводится голосование, но в таком случае стоит заранее готовиться к тому, что, скорее всего, группа ни в какие топы не войдёт, хотя бывают и исключения, разумеется.

Если же поступиться какой-то принципиальностью, тогда в своих пабликах группа вывешивает анонс конкурса, и подписчики по собственному желанию уже голосуют за группу (с вашим конкурсом было именно так). И это уже напоминает разборки в 90-х – кто больше народу привёл с собой, тот и выиграл. В различных конкурсах я применял как первый сценарий, так и второй. Иногда специально не анонсирую, чтобы посмотреть, что будет. И порой выстреливает – в одном из чартов с голосованием наш трек продержался 10 недель, без поддержки подписчиков. В любом случае – важен процесс. А победа любой ценой меня мало интересует. Но как бы то ни было – спасибо вам за то, что вы делаете! Для музыкантов это однозначно важно.

Лучший ли это альбом? Не знаю. Как определить, по каким критериям? Если по прослушиваниям – то, наверное, да. По аранжировкам он точно интереснее вышел, а вот по текстовому содержанию для меня все альбомы важны в равной степени. Есть отдельные песни, или даже фразы в отдельных песнях, которые кажутся мне удачными или нет, а когда всё это сливается в альбом, то получается такой поток, который примерно похож по интенсивности на предыдущий, и на предыдущий, и на предыдущий. Когда ты идёшь, то нельзя сказать, что вот этот шаг лучше, чем прошлый, и только когда вдруг споткнулся и упал, то, значит, шаг был неудачным. Поэтому точно можно сказать только, что альбом получился не провальный.

– С этими альбомом вы стали ближе к идеалу и к идеальному образу самих себя в своём собственном представлении? Стали совершеннее, аутентичнее и гармоничнее?

– Если речь идёт именно о личности, то, думаю, ничего не изменилось. Дело не в альбоме же. Для автора альбом – это уже продукт, результат какого-то долгого процесса. Это как рассказ о чём-то произошедшем. Отражение внутренних течений. Сперва приходит некое осознание, осмысление, поиск, потом работа, и в конце альбом. Поэтому нельзя сказать – мы записали альбом, и он нас изменил. Мы изменились и записали альбом – так будет вернее. А для слушателей да – альбом может стать стартовой точкой для каких-то размышлений. А может и не стать…. Но вообще я не ставлю цели, чтобы эти песни что-то изменили в мире. Человек берёт то, что отзывается.

И я уверен, что можно, например, прочесть огромный труд Канта, а можно просто смотреть на дождь и прийти примерно к одинаковым выводам. Мы очень часто проходим мимо чего-то, не беря, не смотря на доступность. А если вопрос касался не личности, а именно музыки группы, тогда, наверное, да – здесь потрудились на славу, она стала очевидно интереснее. Это чисто моё восприятие. Не общее утверждение.

– А какие произведения и по какой причине Вам близки у Канта? Можно ли сказать, что Кант каким-то образом повлиял на Тропы Не Врут или на ваш новый альбом?

–  Возможно, вы меня неправильно поняли. Я не являюсь поклонником Канта, хотя, в своё время считал, что просто обязан прочесть «Критику чистого разума». Кант по мне чрезвычайно заумен, и морален, и религиозен. Но, как нет ничего совершенно однозначно плохого, как и хорошего, так и про Канта могу сказать, что хотя в целом я вряд ли захочу его перечитать, но наверняка, есть вещи, которые и у Канта мне близки.   Я привёл его, как пример большого, сложного философского труда, и противопоставил этому созерцание дождя. Говорить, что он однозначно повлиял, или не повлиял – затрудняюсь, поскольку кто знает, что стало у меня причиной тех или иных мыслей. Но совершенно точно могу сказать, что последний альбом, он не философский, а переживательно-чувственный. Как раз, скорее, как противоположность его «вещи в себе».

– Давайте начнём с самого начала – в чём задумка альбома “Голоден и пьян”, и насколько вам удалось всё реализовать именно так, как вы планировали?

– По сути, весь альбом – это рефлексия на переживания в разные эпизоды жизни. Идея была собрать именно такие песни. Разброс по написанию песен – лет двадцать. Каждая из них прочувствована и прожита в отведённый срок. Поэтому, на мой взгляд, да – всё удалось, как задумывалось.

– А почему решили выпустить альбом именно 31 декабря? Это такой вызов себе и другим – желание показать, что настоящее искусство вне праздников и быта? Или тут было желание подчеркнуть, что мы все на пороге чего-то нового?

– Никакого двойного дна. Мы хотели выпустить альбом в 24-м году, осенью, но процесс работы над ним затянулся в силу обстоятельств, поэтому закончили уже в середине декабря. Ну и как смогли, тогда и релизнули. Поэтому не хочу расстраивать, но всё весьма прозаично. С другой стороны, я всегда считал и говорил не раз, что слушательская интерпретация текстов – это не менее важно, чем задумка автора. Поэтому если вот Вы, например, увидели в этом какой-то иной смысл, то пусть оно так и будет для Вас. Поэтому я редко и неохотно рассказываю, что имел ввиду в той или иной песне. В конце концов, в жизни так и происходит – мы просто выдумываем себе смыслы, и потому жизнь становится вроде бы осмысленной, а какие это будут смыслы – это менее важно. Потому что сталкиваться с бессмысленностью – деструктивно.

– И у вас совсем не было опасений, что альбом, выпущенный 31 декабря, пройдёт незамеченным и потеряется в общей предпраздничной и постпраздничной кутерьме? Насколько для вас вообще важна связь со слушателем и адекватный отклик со стороны тех, кто вас слушает и следит за вашим творчеством?

– Несомненно, связь со слушателем очень важна. И те наши поклонники, кто подписан на наши паблики и следил за процессом записи, очевидно ждали выхода альбома, о чём очень наглядно говорят их комментарии. Если честно, я не проводил аналитических исследований, чтобы выяснить, насколько альбом, выпущенный в праздник, пройдёт незамеченным. Но совершенно точно – наши слушатели знали о его выходе. И я не ожидал, что все моментально бросятся слушать его. Ну послушают через неделю, или месяц – это не страшно.

– А вообще, что думаете о нумерологии и было ли хотя бы единожды такое, что свои релизы вы выпускали в соответствии с какими-то числовыми закономерностями?

– Вероятность такого подхода крайне мала. Мала, насколько это возможно.

– Насколько для Вас естественно и легко быть голодным и пьяным? Что это вообще за состояние разума для Вас и согласитесь ли Вы с утверждением, что настоящий художник для того, чтобы творить, должен быть бедным и голодным?

– Заглавная песня альбома – это иллюстрация кризиса человека (в данном случае – творческого, но на самом деле может быть абсолютно любого), беспросветного, туннельного «всё плохо». И это как бы компиляция всего альбома, потому что все состояния, описанные здесь – кризисные. Тут нет воодушевляющей романтики, радости какой-то, ликования, влюблённости. Поэтому альбом весьма мрачен. И «Голоден и пьян» – это в общем-то состояние отчаяния и разложения с суицидальными тенденциями. Такой вот жизненный декаданс. Но, одновременно с этим, тут высказывается мысль, что иное тоже рядом, стоит только сменить ракурс восприятия и точку приложения усилий.

Потому что хотелось дать слушателю шанс на надежду. Должен ли художник… Нет, не должен. Если так рассуждать, тогда пришлось бы предъявить почти всей античной философии, что их авторы жили и творили неправильно. Просто одним, чтобы творить, необходимо состояние неудовлетворённости, а другим – наоборот. Здесь нет правильного ответа. Есть персонажи, которые даже за деньги и на заказ способны творить гениальные вещи, хотя лично я не сторонник такого подхода. Но если результат получается впечатляющим, так ли важно, что именно заставило автора взяться за перо – голод, деньги или безделье?

– Не знаю, насколько это хоть отчасти справедливо в вашем случае, но мне показалось, что ваше «пьян» это что-то из разряда творческого экстаза, опьянения свободой, воодушевления творчеством… Есть что-то подобное?

– Вот видите, вы слышите здесь нечто совершенно противоположное. И это нормально и замечательно, хотя у меня в данном случае «пьян», это просто «пьян».

– В какой атмосфере проходила работа над альбомом, и не было ли сложностей с отбором материала для него?

– Ну, разве что только с отбором материала сложностей и не было, во всех остальных сферах работа велась скорее вопреки обстоятельствам. Я написал на эту тему подробный очерк, поэтому вкратце сложно описать весь масштаб. Скажу так – альбом вышел определенно непростым и по содержанию, и по процессу работы над записью.

– Как так вышло, что в работе над диском была задействована такая куча народа?

– Ну, во-первых, это связано с передрягами в составе. А, во-вторых, во время работы над аранжировками приходило в голову, что здесь хорошо будет звучать виолончель, или орган, или скрипка. Ну и в итоге, все эти инструменты и были записаны вживую. Музыкальные программы – это огромная, неоспоримая помощь, когда работаешь над песней, когда можно собрать примерную демку и послушать, как будет звучать тот или иной инструмент, но записывать стараемся живых людей, живые инструменты с живой акустикой. Партии скрипки вообще были записаны в Сербии нашей скрипачкой, которая ранее играла в составе группы. И орган писался тоже вживую. Плюс ещё звукорежиссёр, звукач на записи, художник, плюс приглашённые гости в фите – так и вышло, что задействована куча народу.

– Что в данном случае означает «взаимодействие со своими демонами» и с какими демонами вы взаимодействовали в этот раз больше всего?

– Темы песен, хотя и про внутренние переживания, но переживания разных ситуаций, поэтому и демонов там – целый спектр. У каждого человека есть свои девятихвостые, иногда кажется, что они спят, иногда ты пытаешься с ними договориться, а иногда доходит до открытой вражды. Мне кажется – эти состояния знакомы всем.

– Можно ли назвать этот альбом опытом преодоления, внутренней перерождающей алхимией и поиском себя?

– Ну, как я говорил раньше – разброс песен тут на отрезке в двадцать лет. Поэтому можно считать, что это весьма старый альбом. И да, конечно, эти 20 лет были опытом преодоления и поиском, поэтому сказанное Вами вполне справедливо.

– А почему и за что вас называли панками?

– На самом деле – это не так уж далеко от правды. Часть песен, лично я смело могу отнести к панк-направлению, пусть даже стилевые философы меня закидают тапками. Пофиг. Панк для меня, в конце концов, это не музыкальное направление, а более эмоционально-содержательное, концептуальное. Что общего между Лаэрцким и Секс Пистолс с точки зрения музыки? Ничего. Хотя я никогда не причисляю Тропы к панк-движению, считаю, что какая-то подобная составляющая в нашем творчестве точно присутствует. Но молодые и громкие команды, которые прошарены в стилях и направлениях относят нас бардам, а барды – к панкам. Но мы просто есть. И вообще – терпеть не могу ярлыки. Они конечно делают мир упорядоченнее, понятнее, но одновременно с этим – ограниченнее.

– А что для Вас «панк»? Я вот сейчас взялся читать книжку Олега Ковриги “Что я видел”, он там очень поэтично и восторженно отзывается о Sex Pistols, для вас это тоже такая особая романтика и философия индивидуализма, что-то вроде бердяевского «свобода превыше всего»?

– Ну, мне чужд какой-то оголтелый сценический эпатаж. Разбить гитару, напиться, наблевать (или что  похуже) на публику – это совсем не моё. И в какой-то степени – это тоже своего рода рамки. Но как борьба со стереотипами и устоявшимися, часто нелепыми традициями и общепринятостями – он мне очень близок. Сейчас, можно сказать, что панк, как музыка – он мёртв, поскольку это уже ничего не ломает, а в подростковой среде уже в какой-то степени –менстрим.

Бездумное копирование Вишеза, Летова, да кого угодно – это не панк, хотя и звучит, как панк. В какой-нибудь экспериментальной музыке панка сегодня больше, чем в ортодоксальном панк-направлении. Но если говорить, не о музыкальном термине, а об образе мышления, то панк действительно not dead. Свобода – очень щепетильная и непростая тема, о ней можно долго говорить и спорить, но это я считаю очень важным. Особенно сейчас, в последние годы, когда становится привычным, что кто-то начинает диктовать, что надевать, как думать, с кем спать, как распоряжаться своей жизнью. Это очень знакомо. Лет 30 назад было похожее. Да и не только.

Мне кажется, что система тезис-антитезис-синтез дала какой-то сбой, и откатилась на предыдущую ступень. Человек должен быть свободным, если хочет. Быть свободным, не мешая свободе других. В последние годы понятие либерализма максимально опошлено и высмеяно, к сожалению, в обществе сформирован реально негативный образ этого направления, в пользу коллективизма. Я не настаиваю, что все должны быть свободными. Нет. Кому-то это реально неудобно. Но выбор у человека – должен быть. Лелею надежду, что когда-то так и будет. Знаете, как у Башлачёва: «Хотел бы я дожить… Хотел бы я увидеть время, когда эти песни станут не нужны…». Пока будут те, кто говорит, как должно быть, что вот это принято большинством, значит – истинно, будет и контркультура, несогласная с таким положением вещей. И я здесь однозначно выступаю на стороне контркультуры, потому и считаю, что панк, как явление – необходим и неизбежен в различных сферах жизни, не только в музыке.

– А сами вы себя кем считаете по жизни и почему вам приятнее и органичнее общаться на «ты», чем на «Вы»? В чём тут важная разница для вас?

– Не примагничиваемся ни к какому стилю. Играем разные направления. Что лучше подходит к тексту, такую музыку и делаем. Называем это хард-бард, ничего не объясняя. Мне нравится, что Тропы – разные. В нашем творчестве можно найти противоположные стилевые направления, которые обычно редко соседствуют. Сейчас я занялся сборкой нового альбома, в котором решил довести некоторые вещи до абсурда, ну типа – кибер-романс или эмо-регги. С ребятами пробуем сыграть так, чтобы это было неожиданно даже для нашего слушателя, который вроде бы привык к нашим музыкальным выходкам.

На «ты» лично мне удобнее общаться, потому что это такое резкое сокращение дистанции. Но только по обоюдному согласию, когда заранее договариваешься. Это создаёт более доверительную атмосферу. Если переходить на «ты» без договоренности, то это уже вторжение в личное пространство, и никому не нравится.

– Как проводите грань между хамством, агрессией и бестактностью, которые вы совершенно справедливо порицали и отвергали в своих интервью, да и в музыке тоже, и вот таким добродушным и закадычным общением на «ты» без купюр и обиняков? Как удержать нужный баланс и не сорваться из одного в другое?

–  Хм… давайте так. Общение, не важно на «ты» или на «вы», содержит две составляющих. На самом деле, конечно, больше, но к теме имеют отношение две. Это дистанция и уважение. Так вот, сокращать желательно только дистанцию. Если сокращаешь уважение – то как раз и получается хамство. Общаться на «ты» можно уважительно, а можно – нет. И даже самые близкие отношения не будут таковыми без взаимного уважения. Конечно, бывает так, что дистанция между вами сократилась и собеседник пускается в какие-то некомфортные для тебя формулировки. Он может это осознавать, а может – нет. В любом случае об этом стоит сказать. Если собеседник адекватный и уважающий тебя человек, он скорректирует своё вербальное поведение, а если не скорректирует, то тут уже выводы за вами. Блин, чувствую себя, словно психологическую колонку веду.

–  Хард-бард это интеллигентная и интеллектуальная музыка, с вашей точки зрения?

–  Я вывел как-то формулировку, что наши песни, они для ментально-взрослых людей. При этом неважно 15 тебе или 50. Для некоторых текстов от слушателя требуется определенный уровень эрудиции, начитанности, чтобы выловить какие-то отсылки, пасхалочки. Но это, разумеется, не обязательное условие. Например: «В мясной пустоши ни следа души…» - это можно соотносить с Летовским «Как в мясной избушке помирала душа», а можно не соотносить. А по поводу интеллигентности… не знаю… Опять же для меня лично Саша Лаэрцкий весьма интеллигентен, а для кого-то это пошлость и непотребщина. А вот Красная плесень для меня совсем не интеллигентна и ничего общего с Лаэрцким не имеет.

–  А в чём основная правда и идея изобретённого вами хард-барда? Какие месседжи вы несёте своим слушателям, и какие посылы хотели бы им передать?

– Правда в том, что никакой основной правды нет. И нет общей идеи. Основной посыл, наверное – антистереотипность. Удручает ригидность сознания социума, невосприимчивость к новому. Сейчас для всех вроде бы дико, что раньше врачей, или учёных сжигали на кострах, Иисуса распяли за новую позицию. Но на самом деле современное общество мало чем отличается от средневекового. Чуть какая-то чуждая, непонятная идея, и сразу – запретить, уничтожить, сжечь! Уровень образования неимоверно вырос, а вот психологические механизмы практически не меняются. Печально это.

–  Бывает такое ощущение, что в риффах, мелодиях уже есть какой-то месседж, даже независимо от текста, какое-то особое послание для сознания, подсознания и души?

–  Лично я отношусь к музыке, как к эстетической составляющей. Конечно, бывают в партиях какие-то аллюзии, но такое случается не часто. Но! В некоторых композициях музыка получается настолько удачной, что её можно слушать без текста, как самодостаточное произведение.

–  И бывает у вас такое, что риффы и бриджы так хороши, что слова им не нужны или всё-таки в начале было слово, и идея, выраженная вербально у вас на первом месте?

–  Вначале – слово. Это основной концепт нашего творчества.

–  Нет соблазна сорваться в морализаторство и кому-то чему-то попытаться научить чуть более прямо и рьяно?

–  Ну, у нас есть такие песни. Они, как правило понятны и содержат прямую инструкцию – роди сына, посади дерево… Причём такие песни более охотно воспринимаются публикой. Но, я не люблю ни советы давать, ни учить чему-то в этом многогранном мире. И даже директивы в песнях – они обращены в первую очередь к себе. Я всегда выступаю за выбор. Не будет страшен серый волк, когда убьёшь в себе овцу – это ни к чему не обязывает, она оставляет свободу выбора за слушателем.

–  Как думаете, кому из литературных классиков, персонажей совершенно точно понравился бы ваш новый альбом?

–  А-а-а… Вот это кайфовый вопрос… Думаю, что князю Мышкину, Раскольникову бы зашло. Вертеру, наверное, тоже. Эрику из Призрака оперы, да и Квазимодо. Карениной. Из авторов может быть – Кундера, Захер-Мазох, Сартр, де Сад

– И это всё самые главные влияния на вашу группу? Стоит ли искать Раскольникова и Мышкина в ваших песнях?

– Ну нет. Просто если бы я знал лично так глубоко чувствующего Мышкина, или терзающегося Раскольникова, или захлёбывающегося собственными чувствами Северина и Вертера, то счёл бы, что состояния, описанные в альбоме, были бы им близки. Когда песня отображает определённое состояние, она вполне вероятно не будет воспринята слушателем, не находящимся в таком состоянии. Вот, например «У убийцы родные глаза». Эта песня уже была ранее выпущена, лет десять назад в другом моём проекте. И одна слушательница отозвалась о ней, что текст вроде неплохой, но не цепляет, не будоражит. И спустя лет пять, она же написала мне, что пережила очень сильное личное потрясение, и вдруг вспомнила про неё, переслушала, и теперь считает, что ни одна другая песня так не отражает её переживаний. Поэтому думаю – каковы бы ни были семена, надо и почву учитывать.

– А вот ещё интересно спросить Ваше мнение – как Вам кажется, Раскольников после прослушивания альбома “Голоден и пьян” изменил бы своё мнение и не пошёл бы с топором к Алёне Ивановне, а Мышкин не стал бы столь идеализировать способность Настасьи Филиповны к мировоззренческим изменениям? Вообще насколько ваша музыка способна оказать какой-то толчок и поменять что-то в мировоззрении слушателя?

– Это покрыто туманом. Не могу даже предположить, что эти песни могут изменить или не изменить. Но! Бывает очень искренняя обратная связь. Имён не буду приводить, но один человек признался, что после нашего концерта пить бросил и год без алкоголя, другой сказал, что сделал выбор в пользу жизни из-за песни «Ненадолго», девочка развелась с мудаком-мужем после «Золотой рыбки». И это реальные истории реальной жизни, и они весьма нередки. Поэтому да, иной раз песни влияют очень коренным образом. Но точно – не на всех. И в этом нет заслуги Тропушек. Ведь один Раскольников может и передумает, а другой Раскольников – нет. В конечном счёте всё зависит от Раскольникова. И его демонов.

– Мне почему-то кажется, что у Вас бы очень хорошо получилось написать песню-посвящение про кого-то из упомянутых героев и авторов, как, например, у Умки в случае с её треком “Раскольников”. Не было мыслей сделать что-то подобное?

– В альбоме есть финальная песня-посвящение, которая называется «А помнишь?», эта баллада посвящена моему другу, который свёл счёты с жизнью. Но и к литературным героям есть обращения, например: «Ассоль». Из песни понятно, что мне не близка её концепция. Открою небольшой секрет – довольно долго уже вынашиваю песню, которая касалась бы Хемингуэевского Сантьяго. Надеюсь, что когда-нибудь и она увидит свет.

–  А кому из классиков или литературных героев вы ни в коем случае не стали бы давать слушать свой альбом и не спросили бы их мнения о нём?

–  Ирвин Уэлш, Бёрджес, Кафка, Кизи, Кант. Но всё равно – люблю их. А про Канта уже говорил отдельно.

– Это потому что Кант слишком сноб и педант, а Кафка слишком любит и ценит экзистенциальный абсурд и истины по ту сторону логики?

– Ну в общем-то да. Они в своих произведениях далековаты от эмоций. Но это что касается данного альбома, возможно, если речь бы шла о других песнях, то и ответ был бы иным. Думаю, есть вещи, которые и им бы зашли.

–  Что в самых ближайших планах?

–  Сейчас к нам вернулся гитарист, поэтому в планах – возобновлять, нарабатывать программу для выступлений.

–  Уже есть задумки и планы по поводу очередного релиза? Сначала будут синглы, а уже потом альбом?

– Сингл сейчас на этапе загрузки на площадки. Мы долго его писали… Больше двух лет. Выйдет весьма весомым, хотя и не факт, что понравится нашим слушателям. Но он просто обязан был выйти.

– В плане концепции, настроения и направленности следующего альбома что-то вырисовывается?

–  Да, новый альбом практически собран, я уже упоминал о нём. И с точки зрения содержания, и с точки зрения музыки это будет альбом-передышка, альбом-разрыв шаблона.

– Уже есть какие-то даты и предположения, когда можно ждать от вас следующий диск?

– Пожалуй, пока не стану загадывать. Материал готов, но насколько быстро мы сможем это собрать и записать пока непредсказуемо.

– На какой стадии в данный момент работа над книгой?

– Потихоньку пишется что-то. Этот процесс, он никак не встанет на накатанную лыжню. Ну то есть нет такого, что я каждый день заставляю себя что-то писать. Пишу, когда пишется. Потому что, когда пишется, то слова какие-то более свободные получаются, чем когда «надо».

– А есть какие-то темы, на которые сложно писать?

– Ну личные темы всегда сложны – иногда пишешь сквозь слёзы, и порой даже петь не можешь – комок в горле стоит. Но со временем остаются только слова. Эмоции всегда притупляются в итоге.

–  Уже готовитесь к летнему концертному сезону?

–  Не делим концертный процесс по сезонам – когда группа готова, тогда и играем.

– Но когда можно ждать ваших выступлений? Когда это станет возможным и реальным?

– Сейчас потихоньку начинаем наращивать темп. Скоро войдем в колею. Но в те моменты, когда группа не на плаву всё равно катаюсь с акустикой.

– Какого вопроса Вы больше всего ждали сегодня от меня, но в итоге так и не услышали?

– Ну явно не хотелось отвечать про историю группы и название. Это настолько стандартно, что скучно. Однако, не могу сказать, что ждал такие вопросы. Примерно представляя ваш творческий подход к процессу, шаблонов не ждал.

–  Ваши финальные слова и пожелания тем, кто нас сегодня читал?

–  Друзья, любите! Уважайте и принимайте друг друга. Пытайтесь понять непонятное, а не избежать и запретить. Сомневайтесь! Не старайтесь свести мир к правилам. В разнообразии и есть чудо – не упустите его!

–  Спасибо за интервью!

–  Спасибо и вам! Это было действительно интересно!

Алексей "Astarte Eel" Иринеев

«Если вы хотите иметь шею как у Джорджа Фишера, мы её вам обеспечим!» Интервью с WILDSTAR

Лучшим релизом декабря у нас на ASTARTA стал сингл достаточно молодой и, вероятно, далеко не каждому известной группы WILDSTAR, которая нарезает отличный хард-н-хэви с 2017 года, но имеет в релизе всего только два трека. Что самое интересное, ставший у нас победителем и посвящённый знаменитой эпопее Фрэнки Миллера про “Город грехов” трек “Woes and Vices” это первый релиз WILDSTAR с их новым вокалистом, а его сведением и мастерингом занимался небезызвестный Макс Новиков. В общем, вопросов в данном случае намного больше, чем ответов, и мы с вами сейчас попытаемся прояснить если не все, то хотя бы некоторые из них. У нас на связи участники Дикой Звезды, которые уже спешат ввести нас всех в курс дела по поводу своего творчества и рвутся к микрофону. Не будем же тянуть кота за хвост и дадим им такую возможность – you’re welcome и приятного прочтения под “Woes and Vices” и “Devil Lover”.

– Доброго времени суток, WILDSTAR! Поздравляем с победой в нашем опросе и с получением звания “лучшего релиза декабря 2024”! Как сами расцениваете эту победу и какие чувства в этой связи?

– Мы победили благодаря нашей наикрутейшей аудитории, чувствуем бесконечную ей благодарность!

– Я правильно понимаю, что “Woes and Vices” по какой-то причине очень особенный релиз для вас? Почему так сложилось и с какими мыслями вы работали над этим синглом?

– W&V и правда особенный для нас, т.к. именно в нём поёт наш новый вокалист, Николай Орлов. Было очень волнительно, как примет его наша устоявшаяся аудитория и как он себя покажет. Показал отлично, делаем крутую музыку дальше!

– Теперь ваш состав стабилен как никогда, и вы готовы пройти вместе через все штормы и бури? Не выйдет так, что следующий сингл будет уже с другим вокалистом?

– Готовы, терять текущий состав нет никакого желания.

– В какой момент пришло понимание, что есть желание сделать трек по классике Фрэнки Миллера и насколько тесно ваша композиция связана с его работой?

– Изначально желания сделать именно такой трек не было. Была музыка, требовался текст. Дело было так: гитарист Андрей в далёком 2017 пересмотрел дилогию фильмов “Город грехов”, и как только он закончил просмотр, из него тут же натурально вылился на свет божий текст. Почти сразу он был презентован банде и нанизан на музыку –  готово, концертный боевик на следующие семь лет.

Текст песни – это проходка по сюжетам и персонажам оригинального комикса и фильмов. Детектив Хартиган, Нэнси, проститутки Старого города, Дуайт – они все там. Есть несколько строк, скорее описывающие Город Грехов как отдельную сущность, персонажа, как раз в том стиле, в каком бы Миллер и написал, если б мы пересеклись с ним в каком-нибудь богом забытом барушнике и попросили набросать нам текст на салфетке.

– А что для вас “Город грехов”, и чем вас так привлекают его образы?

– Это стиль, нуар на стероидах, место, где хорошим парням приходится натурально выживать, ибо они тотальные аутсайдеры в этом мире. Далеко не в каждом произведении такой синопсис встречается, особенно в наши дни.

– Как вам самим кажется, кто входит в вашу целевую аудиторию и насколько вашу музыку можно было бы охарактеризовать в категориях эротичности?

– В какую-то конкретную аудиторию мы не целимся, скорее, нас находят люди, кому откликается наша искренность и наше творчество. Истории про продюсеров, формулы хитов и вылизанный продакшн не про нас. Эротичность – конёк Барри Уайта, сложно назвать хоть какую-то музыку из нашего жанра эротичной. Большинство наших треков про любовь, страсть и другие горячительные чувства, но эротика больше про медленные темпы и мягкое звучание, хард-н-хэви вряд ли будет использоваться как саундтрек для стриптиза. Тем не менее, если кто-то использует нашу песню для этого, напишите нам!

– В чём главное отличие новейшего сингла от “Devil Lover”?

– Основное отличие “DL” от “W&V” естественно в голосе. За это время в группе сменился вокалист. У Николая другой тембр, с ярко выраженной хрипотцой, позволяющей добавить харизматичности и шарма в вокальный рисунок.

– Какой из этих двух треков вам самим больше по душе и почему?

– Оба любим, холим и лелеем, у нас пока слишком мало материала, чтобы отдавать предпочтение той или иной песне.

– А какой из них лучше идёт на концертах и «заходит» вашим слушателям? Можно уже сделать какое-то сравнение?

– На концертах наши слушатели одинаково угарают в течение всего сэта, так что здесь судить довольно сложно.

– А как вам работалось с Максом Новиковым и как находите сведение и мастеринг, которые он нарулил в итоге? Это именно то, чего вам хотелось?

– Андрей Б. : С Максом оказалось супер-просто работать. Мы закинули дорожки, обрисовали рефференсы, в итоге правок по звуку у нас не было вообще - настолько нас устроил первый вариант микса. Мы с самого начала знали, какой звук наруливает Макс, какое у него портфолио, так что результат полностью закономерный. Всем советуем!

– Николай В. : С Максимом Новиковым это наш первый опыт и, как по мне, очень удачный. Он довольно хорошо понял энергию и звучание группы и добавил красок в микс, не перебарщивая с эффектами. В итоге получилось сохранить звучание живых инструментов и придать им чуть больше яркости и вкуса.

– Решение ввести в трек бэк-вокал Виты Колдфлейм было спонтанным решением или изначально было понимание, что в треке обязательно нужен женский вокал на подпевках?

– Вокал Виты появился в сингле неслучайно, мы писали под её началом вокал на базе, где она пишется со своим проектом Rowdy Essence. А так как она активно подпевала, то решили записать 😉 Шутка, на самом деле в период, когда мы искали нового фронтмена, Вита на время заменила нам его и придала группе новых красок. Вот такая ответочка и в сингле прописалась.

– С чего вообще всё начиналось у вас и как так вышло, что вы стали Дикой Звездой?

– За столом сидели мужики и ели…В пабе на Сухаревской отмечали день рождения гитариста и отца-основателя группы Николая Валетова. Как раз тогда стоял вопрос, как назваться перед тем, как играть концерты. В чаде кутежа родилось название WILDSTAR, звучало как команда из 80-х (White Lion, Whitesnake, Warrant, ещё миллион названий на W), записали на салфетке, на следующее утро как-то её откопали. Так и становятся великими, честно-честно!

– Какие группы вдохновляют вас на собственное творчество и есть ли у вас музыкальные идолы и кумиры?

– Для каждого участника банды есть свой спектр вдохновения. Для гитаристов это будут Pantera, Metallica, Рэнди Роудс, Джон Сайкс (RIP), для вокалиста это Steelheart, Gotthard, Nazareth, Cinderella. Но есть и чуть нетипичные вещи. Один гитарист обожает гранж с Alice in Chains, Soundgarden, Stone Temple Pilots и послушивает Мастера, другой угарает по Rage, Lamb of God и Mastodon, басист знает все песни русского метала наизусть, а для барабанщика кумиры - это Cannibal Corpse, Immortal, Taake, Inquisition, Twisted Sister, Whitesnake, Motley Crue и Муслим Магомаев.

– А что стало решающим фактором в пользу решения собрать-таки свою собственную группу и насколько легко было найти друг друга и достичь взаимопонимания?

– Это было ещё в то время, когда ты не задумываешься о том, что это станет чем-то жизнеопределяющим на долгие годы вперёд. Всё было немного проще. Умеешь немного играть на басу – приходи на репетицию. Играли каверы и что-то своё. Материал был по стилю ближе к панку, но с годами выросли из этого звука и стиля. Поэтому дальше развивались в хард'н'хэви. С момента основания в составе остались только наши барабанщик и гитарист. Остальные ребята подтянулись позже.  Взаимопонимания не всегда удавалось достичь: состав менялся, но сейчас в коллективе максимально бешеные люди, заряженные на результат и объединенные одним направлением.

– Что самое сложное в том, чтобы быть начинающей группой?

– Николай В. : Самое сложное, когда ты начинающая рок группа – это быть при этом уже не школьником, а мужиком 30 лет со сформированной картиной мира и самокритикой, не дающей тебе выразить себя в полной мере, ибо слишком много думаешь о том, как это будет выглядеть со стороны.

– Андрей Б. : Не знать ни черта, и хотеть всего и сразу. Не знать, как пишутся нормально песни, и хотеть сразу написать хит. Не знать, как договариваться о концертах, и хотеть сразу Лужники. Большинство из этого приходит, но эйфория от “атас, мы играем впятером нашу музыку, это вообще как?!” поначалу может застилать глаза. Если вы это преодолеете, дальше вам ничего не будет страшно.

– Как вы компенсируете недостаток собственного авторского материала на концертах? Что играете и как часто прибегаете к каверам?

– Недостатка своего материала у нас нет, к каверам прибегаем только по собственному желанию. Из последнего играли “Still of the Night”  Whitesnake и “Close My Eyes Forever” Литы Форд и Оззи.

– И кто у вас озвучивал Литу во время исполнения такого кавера?

– Как раз это был результат фитов вокалистов Rowdy Essence и Bosphorus Night с инструментальной поддержкой от нас.

– А как так вышло, что у вас в описании сообщества ВК фигурируют лосины и они…повешены на гвоздь?

– С самого начала нам взбрело в неспокойные головы, что раз всем участникам группы нравятся Steel Panther, давайте занимать их пустующую на тот момент нишу у нас в стране. Да и вроде как музыка, которую мы писали, двигалась в их сторону. И как залезли мы в лосины, как нацепили парики, как намазюкались и как давай играть наши песни. И со временем поняли, что песни-то серьёзные получаются, не про сиськи-письки, что не близко всё это нам. С тех пор придерживаемся политики честности, лучше выходить на сцену и открывать себя слушателю через музыку, чем через фейковые образы, которые любители жанра совсем не оценят. Итог: лосины на гвозде, а мы выглядим, как и наша публика в целом, и играем песни про те ситуации, которые с каждым могут произойти. “17 Girls In A Row” очень вряд ли кто-то пережил, а если да, дай бог ему здоровья.

– Не было никаких курьёзов у вас из-за лосин и такого глэмового внешнего вида? Обывателям, далёким от глэм-эстетики, вам не доводилось попадаться на глаза в таком виде

– В каком-то стандартном магазине одежды мы немного удивили местных консультантов таким запросом. Также мы при полном параде шли на последний концерт Steel Panther в Москве, попутно зайдя в ТЦ неподалёку. Взглядов на наши обтянутые попцы мы собрали знатно.

– Стоит ли снова ждать вашего появления на сцене в глэм-лосинах?

– Николай В.: В лосинах мы уже гоняли, моль проела дыры, плюс элементов глэма в нашей музыке не так много, больше всего в нас харда и хэви, поэтому рваная джинса в конечном итоге нам ближе.

– А что думаете о попытках смешивать глэм и хард-н-хэви у ранних Motley Crue, Cinderella и Twisted Sister?

– Для нас глэм, прежде всего, визуальный стиль, музыка внутри этого стиля очень разная, от T.Rex до тех же Steel Panther. Нет чёткого ингредиента, который можно было бы точно обозвать “глэмом” и смешивать с чем угодно. Ранних Motley Crue, Cinderella и Twisted Sister безумно уважаем и вдохновляемся до сих пор, ибо уже тогда эти банды рубили довольно тяжко.

– Как вообще проходят ваши концерты и почему стоит прийти к вам на гиг?

– Мелодично, качающе, с мурашками по спине и влагой в нижнем белье. Почему стоит приходить к нам на концерты…скажем так, если вы хотите иметь шею как у Джорджа Фишера, мы её вам обеспечим!

– Ээ…А если эти строки читает сам Джордж Фишер, как вы могли бы его убедить прийти к себе на концерт?

– Всё просто, притащим автомат с игрушками и поставим в центре зала.

– Как у вас вообще с имиджем? Какое значение имеет для вас визуальная концепция и концертная одежда?

Николай В.: Не скажу, что наш внешний вид – это обязательное дополнение к нашей музыке. Нет, скорее, просто одежда, в которой достаточно удобно на сцене, и которая отделяет тебя от твоей повседневной жизни (улыбается).

– Как бы вы определили свой музыкальный стиль? Как сами считаете, насколько то, что вы делаете, это ретро и олдскул?

– Проще всего называть его хард-н-хэви, мы не метал, но и не просто рокешник, нечто посередине. Мы вдохновляемся олдскулом, но не им единым, стараемся брать отовсюду понемногу и двигаться в своём собственном направлении. На самом деле, очень интересно было бы дать послушать наши синглы корифеям жанров в роке и спросить их, к каким мы категориям принадлежим по их мнению. Главное чтоб не получился известный пример “симфонической пост-апокалиптической оленебойной антихристианской экстремальной языческой финно-скандинавской метал-группы”, слишком долго будет вписывать это в афиши.

– Как вам кажется, существует ли сейчас в нашей стране какое-то организованное движение ностальгического хард-н-хэви, которое можно было бы воспринимать и позиционировать как однозначный и целенаправленный тренд? Можно ли объединить воедино вас, Bosphorus Night, Early Grey и т.д., подвести под некий единый знаменатель и назвать какой-нибудь громкой и звучной аббревиатурой вроде NWOBHM, как это любят журналисты?

– По харду вряд ли, а вот по глэму да. Многие ностальгирующие собирают банды, собирают образы и пишут подобную музыку. Этот тренд без сомнений могли бы назвать какой-нибудь громкой аббревиатурой, но давайте оставим этот хлеб журналистам.

– А как вы познакомились с Bosphorus Night и что вас связывает с этой командой?

– Мы выступали на концерте в ноябре 23 года. Тот гиг очень много коллабов собрал, музыканты из всех групп выступали друг у друга на фитах, так и зазнакомились. По последним постам в нашей группе в ВК можно увидеть, что мы успешно продолжаем эту серию коллабов. Связывают нас общие ценности: писать качественный материал, качественно его играть вживую и всегда стремиться к новым высотам.

– Над чем работаете в данный момент и когда ждать ваш следующий сингл?

– У нас готов инструментал для ещё одного сингла, пишем вокал к нему. Мы бы хотели продолжить работать с Максом, у него есть своя очередь, плюс нужно время на хотя бы малый маркетинг. Конкретных дат не хочется называть, можно лишь сказать, что бьём копытами, но не всегда копытами можно отлягать обстоятельства.

– Что это будет за трек и что в нём будет самое интересное?

– Это будет наш хард-блюз боевик “Hangover God”. Считаем, одно название уже интригует. И хотя трек не писался про кого-то конкретно, будет близок и понятен каждому. И да, обложка вам точно понравится…

– Идея полноформатного альбома уже витает где-то в воздухе?

– LP обязательно будет, иначе слишком много хорошей музыки пропадёт в стол.

– Издать альбом по-олдскулу на физических носителях есть желание? Может быть, даже будут кассеты или винил?

– Только чистейший штучный DIY по желанию конкретных слушателей. Винил точно нет, кассеты –  пожалуйста, наши Sharp’ы до сих пор остры, а Романтики романтичны.

– Когда и где вас ждать с концертными выступлениями?

– Уже есть 3 концерта на первое полугодие, следите за афишами у нас в группе в ВК.

– Какого из этих гигов ждёте больше всего и станете ли снова играть там “If I close my eyes forever”?

– Мы каждый раз играем как в последний, всегда ждём возможность выступить с особым волнением. Насчёт “Close My Eyes Forever”…всё может быть, приходите и узнайте.

– Что в самых ближайших планах?

– Пишем буквально завтра гитару для следующего сингла. Дамы, будет медляк, так что готовьте скорее ваших кавалеров…

– Какого вопроса вы больше всего ждали сегодня от меня, но в итоге так и не услышали?

– Почему на английском поёте?

– А в самом деле, почему на английском? Не желание же это затмить Steel Panther и переманить к себе их фэнов?

– Переманить фэнов ни у кого и никогда не выйдет, слушатель – не кошелёк, который можно украсть. Но корни лирики на английском у нас действительно оттуда. Когда мы определяли себя ближе к глэму, логичным выбором для текстов был английский: музыка про праздный образ жизни, Сансет Стрип и полуголых дам на русском почти всегда ощущается чуждо. Есть исключения, но они лишь подтверждают правило. Однако петь пародийные тексты а-ля Steel Panther нам тоже не хотелось, и пришлось искать баланс. Хотелось писать не банально, но на знакомые всем темы. Искренне считаем, что на русском хорошие тексты получаются либо в трушном хэви (привет Пушкиной и Елину), либо про нашу фирменную русскую тоску, творчество WILDSTAR не входит ни туда, ни сюда. Плюс один из авторов текстов заканчивал лингвистический, зачастую английским владел лучше, чем русским. Мы прекрасно осознаём, что с русскими текстами у нас было бы в сотню раз больше слушателей, но мы такие, какие есть, и не делаем музыку лишь с целью славы.

– Ваши финальные слова и пожелания тем, кто нас сегодня читал?

– Чтоб уд стоял, и деньги были!

– Спасибо за интервью!

– Спасибо, что позвали!

Алексей "Astarte Eel" Иринеев

"Есть лишь один великий жанр – трагедия" Интервью с Александром Молодчим

Наша сегодняшняя беседа с Александром Юрьевичем Молодчим посвящена выходу альбома “Тоска” его проекта Выморок. Работа над этим лонгплеем началась ещё в далёком 2008 году. Спустя два года он выходил на CD в виде лаконичного четырёхтрекового EP, а теперь созрел до полноценного десятитрекового лонгплея. Из данного интервью вы сможете узнать про “Тоску” и тоску , про парадоксы отечественного рока и сомнительную ценность позднего творчества группы Мельница, про общение Александра с множеством известных всем музыкантов и про готовящийся альбом “Полночный сон”. Стенограмма нашего сегодняшнего интервью вновь напоминает долгий, обстоятельный и душевный разговор на кухне о самом предельном и самом главном. Будет подробно, искренне и интересно – в духе долгих арктических вечеров, о которых так много знает автор “Тоски”, живущий в суровом заполярном Мурманске.

 – Приветствую, Александр! Поздравляю с выходом вашего сольного альбома «Тоска» проекта «Выморок»! Как так случилось, что всё было записано в 2010 году, а до конца доведено только сейчас? Как часто бывают вот такие случаи, что какая-то тема начинает разрабатываться, а завершить её получается только много лет спустя? По каким вообще признакам можно определить, что наклёвывается новый долгострой и насколько это предсказуемо?

– Здравствуйте, Алексей. Спасибо! Как я уже неоднократно говорил в своих интервью – на излёте 2008 года я впервые дорвался до полноценной студийной работы и приступил к записи сразу четырёх альбомов – «Стальная змея», «Полночный сон», «Тоска» и «В кольце». К 2010 году я выпустил на CD сборник из четырёх одноимённых синглов, разместил их в сети и стал искать издателя, но не нашел. Потом случился целый ряд жизненных пертурбаций, не позволявших по тем или иным причинам досвести и отмастерить записанный материал. Спрогнозировать такие перипетии невозможно по определению. Грядущим поколениям могу только посоветовать не брать на себя одновременно слишком много задач. Лучше всего всегда иметь один активный проект и реализовывать его последовательно, шаг за шагом. Не гнаться за двумя зайцами сразу, а за четырьмя тем более. Что до вопроса: «Почему сейчас?», –  тут нет никакого намерения или задумки. Я всё время мало-помалу продолжаю свою работу. В 2018 я закончил «Стальную змею». «Тоску» закончил 13 числа этого месяца.  Далее будет работа над альбомом «Полночный сон».

– Как Вы сам оцениваете данный релиз, и какими словами могли бы его описать и определить? Насколько изменился изначальный замысел альбома за прошедшие с момента начала работы над ним годы?

– Оценивать релиз не моя задача. Это работа критиков. Что до замысла – к изначальному треклисту в 2016 году добавилась песня «Пульс дорог».

– Не могу не спросить, как при такой плотной занятости с работой над альбомами Лестницы Эшера у Вас всё-таки находится время для собственного проекта?

– Со сторонними проектами работа происходит сессиями. В перерывах между ними я занимаюсь благотворительностью и работаю над своим проектом. За прошлый месяц мы закончили запись аранжировок альбома «Стрелок» группы Лестницы Эшера. Демо версия альбома ушла Вениамину Шарапову для работы над партиями барабанов и художнику для оформления иллюстраций. Клейновский уехал в Петербург. У меня случился перерыв, и я закончил альбом.

– А на что это похоже, когда параллельно с работой над чем-то одним ты ещё и отвлекаешься на что-то совершенно другое? Нужно как-то переключаться и разграничивать одно от другого?

– На жизнь. Сколько себя помню – меня всё время пытаются отвлекать от любого текущего проекта. Изредка это приходится очень кстати – перерыв позволяет взглянуть на уже сделанное свежим взглядом и провести работу над ошибками. Главное не пытаться совмещать. Эффективность диктует уделять проекту 6-8 часов в день. Не больше, не меньше. Иначе пойдут ошибки, на исправление которых времени уйдёт вдвое больше.

– Почему “Тоска” и насколько это слово можно применить к Вашему собственному состоянию в последнее время как автора данного альбома?

– Потому что пятнадцать лет назад надо было как-то назвать четыре альбома. Проще всего это было сделать по названиям песен, которые в той или иной степени отвечали общему состоянию каждого. Альбом мог бы с тем же успехом называться «Охотник», но тогда бы название в полной мере не отвечало содержанию. Как сказала про эту пластинку Умка: «…название усугубляет и определяет…».

– А на Вас самого как эти треки влияют, и какие чувства вызывают? Не усугубляют грустные и тоскливые настроения?

– Мне кажется, примерно, те же, что и у вас. Но на меня они влияют сильнее, поскольку заставляют переживать эмоции, послужившие основой для той или иной песни. Именно поэтому, сводить и мастерить свой материал для меня — это пытка. Представьте, что вас заставили снова и снова во всех мельчайших деталях переживать какой-либо сильный, травмирующий опыт. Это невероятно изматывает.

– А вдохновляет на создание песен именно травмирующий опыт? Совсем не бывает так, что песни рождаются из полноты радости и счастья или просто из каких-то светлых и жизнеутверждающих переживаний?

– Нет, так никогда не бывает. Древние греки говорили, что есть лишь один великий жанр – трагедия, поскольку именно ею заканчивается все самые радостные и счастливые моменты жизни, как и она сама, в частности. Слезами от осознания мимолётности и хрупкости всего прекрасного.

– Как так вышло, что у альбома такое шаманское и мистическое вступление в треке “Навек”? Это намёк на то, что о настоящей тоске известно в первую очередь шаманам?

– Ну, скажем, завершение у него не менее шаманское и мистическое, а что это всё значит – понятия не имею. Но отчего-то никаких вариантов и сомнений в определении первого и последнего трека пластинки у меня не было. Видимо, они там были всегда.

– Насколько оправданно и точно будет назвать “Тоску” концептуальным альбомом? Какой замысел у “Тоски” и несёт ли этот альбом какой-то подспудный месседж слушателям, имеет ли какую-то свою «мораль», если можно так выразиться в данном случае?

– Никогда не задумывался о концептуализме относительно своих сольных работ. Я всё делаю по наитию, никаких намеренных смыслов ни во что не вкладываю.

– Вам изначально хотелось сделать этот альбом именно фолковым, этническим и шаманским? Что вдохновляло на такие темы и на такие песни?

– Изначально мне просто хотелось его сделать. По результату я вижу альбом как некий сплав условно этнической психоделики с чистой лирикой. Насколько это получилось гармонично - судить слушателю. Точно могу сказать, что фолковым я совершенно его не видел и не вижу. У меня есть задумки насчёт фолк-роковой пластинки, но пока не знаю, успею ли я их реализовать.

– А в чём главное отличие этно от фолка, как Вам кажется? Где проходит принципиальный водораздел между ними?

– По какой-то неведомой причине, у нас в стране фолком обычно именуют весь европейский и (условно) славянский музыкальный фольклор. Весь остальной фольклор будь то Индийский, Тувинский или Африканский отчего-то именуют этникой. Граница между этими терминами проходит исключительно культурная и исключительно в головах.

– А в какой степени “Тоска” это “наш ответ Ят-Ха”, Tenhi, Wardruna и другим подобным группам, которые погружены в ту же самую меланхоличную шаманскую атмосферу и транслируют похожие настроения?

– Ничего из вышеперечисленного я дома не слушаю. Как в общем-то и свои сольные пластинки. И тут бы не дурно напомнить, что первый альбом группы Wardruna вышел в 2009г. А я в Норвегию ездил и организовывал там выездные фестивали Мурманского Областного Рок-клуба с 1999г. Мне впервые Эйнара Селвига показали со словами: «Сантэр, смотри, это потерянный брат Хилла и Гантенбайна». Долго смеялись. Так что нет. Совсем не ответ. Я вообще в ответ никому никогда никаких песен не писал, на это сейчас монополия у Кости Кинчева. Разве что песня «Пульс дорог» – некий реверанс в сторону группы «Кхоол Жингел» Александра Батракова и то, она вышла такой уже на этапе аранжировки и записи.

– Каково это было почувствовать себя частью вот этой северной и шаманской традиции, исполнять такие пронзительные и атмосферные вещи? Можно ли сказать, что в этом было что-то мистическое?

– Не знаю, о чём вы. Для меня эти вещи совершенно естественны. Я живу в Арктике всю жизнь, за редким исключением набегов на Санкт-Петербург. Песня «Навек» написана в 2000 году, «Охотник» – в 2006м. «Пульс дорог» в 2016-м. Я хочу сказать, что это моё обычное состояние, а не намеренная попытка освоить те или иные приёмы и техники. Что до «мистики» – хотелось бы понять, что вы подразумеваете под этим понятием в данном контексте?

– Мне показалось, что альбом имеет дело с какими-то тонкими и астральными энергиями, подобно тому, как соприкасаются с ними камлающие шаманы или просто человек, удалившийся далеко от цивилизации. Не было у Вас такого ощущения? Как будто Вечность и что-то великое, и огромное совсем близко и смотрит на этот мир сквозь тебя и поёт твоим голосом?

– Это моё перманентное по жизни ощущение.

– И если назвать “Тоску” голосом Арктики и выражением вековечного духа Матери Природы, тоже не будете возражать? Можно утверждать, что в глубинах этого альбома дремлют силы природы и находят выражение какие-то запредельные и астральные сущности, вроде тех, с которыми имеют дело шаманы?

– Можете утверждать всё, что вам заблагорассудится, кто я такой чтобы вам возражать?

– А почему на альбоме так много про смерть? Тут и «Я ухожу на небо» в треке “Не буду петь я” и ещё более мрачные пассажи в “Охотнике”…

– Сложно сказать. Может это отклики моего жизненного опыта, может часть национальной песенной традиции, ведь если обратиться к реальному фольклору выморочных деревень, который, к примеру, в своё время бережно собирал и сохранил Сергей Старостин – смерть и похороны окажутся превалирующей тематикой. То, что большинство населения считает национальным фольклором авторские подделки типа «калинки-малинки», лично я считаю культурной катастрофой национального масштаба, как и выдавание за традиционный и национальный отвратительного, на мой вкус, стиля а-ля рюс, разработанного в конце 19 века под заказ группой бездарных, по моему мнению, художников.

– Вы ощущали близость чего-то архетипического, родового, всеобщего, космического, праисторического, когда работали над этим альбомом? На что это вообще было похоже?

– На то, как лежишь в детстве на спине в сугробе, смотришь в чёрный, пробитый звёздами космос, и чувствуешь, как земля движется. На жизнь. Если осознавать её от начала и до конца как единое целое.

– Насколько альбом можно назвать молитвой и тяготением к чему-то запредельному и неотмирному?

– По моему восприятию, мир един. Дифференцировать или фрагментировать его – означает намеренно игнорировать взаимосвязи. А молитва — это попытка что-то просить и, опять-таки, дифференцировать себя как нечто от мира отдельное. Так что здесь совсем мимо.

– Как бы Вы определили, что такое тоска, и чем она отличается, например, от французского сплина?

– Я не владею французским, а для определения русских слов пользуюсь толковым словарём.

– Ну и раз уж мы заговорили о национальных особенностях тоски, я не могу не спросить, как так вышло, что обложкой релиза стала именно картина “Русский мотив” Марии Соломатиной?

– Изначально, я планировал другую обложку, но в сентябре соцсети принесли эту, на мой взгляд, отражающую всю суть Русского Рока, картину. Мне она показалась максимально созвучной, и я написал Марии. К счастью, мои песни нашли в ней отклик, и она согласилась поделиться со мной правами на эту работу, за что ей поклон до земли.

– А как Вам кажется, насколько тоска свойственна именно русскому человеку и является характерной чертой нашего русского менталитета? Вот Достоевский, к примеру, считал, что думающий человек должен ощущать на свете великую скорбь. Можно с ним согласиться?

– Русская Тоска, как и Русский Рок (в русском, словарном толковании слова Рок) определённо и однозначно являются характерной чертой русского менталитета. Это, пожалуй, одна из немногих, сохранившихся после постоянных культурных «геноцидов» и чисток, национальных черт, которые можно проследить от самых ранних фольклорных источников до нынешнего времени. С Фёдором Михалычем, царствие ему Небесное, я бы не согласился только по поводу слова «должен» (по моему убеждению, человек всегда «должен» быть счастлив, но так, увы, не происходит). Другое дело, что именно в русской традиции так сложилось, что думающий человек почти непременно эту великую скорбь ощущает (по крайней мере, до определённого возраста, ведь до почтенных седин такие люди в нашей стране, традиционно, редко доживают). Помните, один классик пел: «…кто весел – тот стар, а кто мрачен – тот юн…»? Юра Шевчук, к примеру, после шестидесяти тоже стал меня критиковать за мрачность, но сейчас вроде смирился с моей, как он выразился: «верностью трагическому мировосприятию». В шутку величает меня: «Господин Минор!». Тот самый Шевчук, который «Церковь» написал и «Дороги» … (улыбается).

– А что думаете вот о таких критических замечаний по поводу мрачности? Вам самому эта музыка кажется мрачной или это просто специфика восприятия отдельных людей, которые не вполне воспринимают и понимают её посыл?

– Нет, все всё правильно воспринимают, тут вряд ли возможны разночтения. А по поводу каких-либо мнений и замечаний, будь то хвалебных или наоборот, я уже давно ничего не думаю.

– Откуда вообще проистекает вся эта печаль, меланхолия и тоска? Это особенности восприятия мира, груз прожитых лет, разочарование в чём-то или желание большего? Почему Ваши треки по большей части минорны и склонны к рефлексии?

– Понятия не имею. Будь мой выбор – писал бы песни, от которых у людей немедленно возникает чувство абсолютного счастья. Материалу альбома в среднем лет 20, так что возраст тут уж точно ни при чём совершенно. Я где-то читал, что пик творческой активности и интеллектуального потенциала человека иссякает примерно к 23-м годам. Большинство нетленок мировой классики написано людьми подросткового возраста.

– Новалис говорил, что нам всем следовало бы гордиться своей болью, поскольку она является напоминанием о нашем высоком предназначении. А можно ли в таком ключе говорить о «Тоске» и о той вековечной, глубинной тоске, о которой рассказывает нам сейчас Ваш новейший альбом?

– Мне кажется, что Новалису, как любому молодому человеку, были присущи романтизм и максимализм юности. На мой взгляд, гордость это одно из нижайших проявлений чувства собственной значимости, которое кроме вреда человечеству ничего не приносит. О каком-либо предназначении можно рассуждать, только в ретроспективе и опять-таки исключительно в контексте романтизации. А гордиться болью это вообще абсурд, навеянный веком отсутствия современных обезболивающих.

– Но разве не о том же самом говорили древние греки, упоминая ценность трагедии? В чём тут разница и различие?

– Мне кажется, что они имели в виду, что в настоящей трагедии человек переживает весь спектр эмоций, от смеха и радости, до горечи утраты. То есть проживает целую жизнь в миниатюре. Никакой гордости собственными страданиями здесь нет даже на периферии.

А Новалис, мне кажется, с Ницше бы подружился. А Фрейд бы с удовольствием их понаблюдал.

– Кто принимал участие в работе над “Тоской”? И насколько этот альбом можно назвать Вашим совершенно сольным и единоличным релизом?

– Никто кроме меня. Всё, что вы слышите, спето мной под аккомпанемент одной двенадцатиструнной гитары.

– Мне показалось, что в плане инструментала вам хотелось сделать ставку на вдумчивый, глубокий и интенсивный минимализм – чтобы альбом воспринимался простым и линейным, но в то же время приглашал слушателя в глубины и бездны подсознания. Насколько это так?

– В сольных альбомах я всегда старался исходить из возможности вживую воспроизвести на концерте песню так же, как на пластинке. Местами я, конечно, позволяю себе наложить дополнительной дорожкой флажолеты, но не более. Остальное – звукорежиссура. Для любителей гитарной техники у меня есть отмеченный Юрой Наумовым альбом «Стальная змея», где я занимался фиксацией «фокусов гитаризма», а на «Тоске» это просто не показалось уместным. Будь у меня группа, наверняка весь этот материал звучал бы иначе, а так – имеем что имеем.

– Какие песни с “Тоски” чаще других звучали и звучат вживую?

– Раньше звучали примерно с одинаковой частотой. Сейчас почти никогда не звучат. Любая песня звучит тогда, когда у того, кто её слушает, есть к ней в душе некая замочная скважина. Я таких людей давно не встречал.

– А почему так происходит? Что стало с этими замочными скважинами и куда они все делись?

– Каждый – человек своего времени. Каждому времени присущи свои черты и общие для всех психологические проблемы, которые накапливаясь и не имея выхода, отравляют душу. К примеру, в 60-70-е годы в Советском Союзе у большинства населения было воспалено некое чувство невысказанности, которое идеально вскрывали песни Высоцкого. Позволяли каждому выпустить из себя этот яд. Они имели терапевтический эффект, облегчали жизнь. Так же было с песнями Шевчука в 90-х, но деструктивные чувства у людей были уже другие. Да и в принципе весь Русский Рок, который закончился в 90-х, это была не развлекательная музыка, а, может, и вообще не музыка, но уникальное социокультурное явление, позволявшее населению психологически пережить очень трудное время.

С момента окончания прошлой войны до начала нынешней родилось очень много людей практически европейского (в самых наивных проявлениях) менталитета. Их подруг не насиловали менты, друзей не забивали на улице гопники чтобы снять куртку или ботинки, их силой не винтили в метро сотрудники военкоматов, чтобы отправить на убой. Они не видели ни дедовщины в армии, ни шприцов в подъездах, ни детей, дышащих клеем через рукав, они не собирают и не едят со стола хлебные крошки, способны выбросить еду… Для них главная проблема – выход из зоны комфорта. В русской фольклорной традиции главная функция песни это утешение. Поэтому так много обрядовых песен – на смерть ребёнка, мужа, жены, матери. На каждый случай свои песни. А этих людей последние двадцать лет утешать было не надо. Я имею в виду население в целом, а не частные случаи и трагедии отдельных людей. Единственное что могу добавить – сейчас в окопах люди далеко не рэп слушают.

– Некоторые треки с альбома (например, “Снег”) очень похожи на медитации, они размеренны, рефлексивны, имеют минимум вариаций и соответствующий замедленный темп. А как Вы сам думаете, насколько эти композиции могут быть саундтреком для медитаций?

– Мне неоднократно говорили, что прослушивание моих пластинок в темноте, в наушниках, ощутимо смещает точку восприятия действительности и оказывает психоделический эффект, так что вполне.

– Есть ли на альбоме песни-посвящения вроде “Чудовища”?

– Все мои песни так или иначе – реакция на какие-то события, а большинство событий в жизни связано с людьми, в том числе и «Чудовище». Близкий круг людей знает, как и «об кого» появились те или иные песни. Но не одна из них не писалась как посвящение. Я вообще ни одной своей песни в принципе писать не планировал.

– Можете рассказать какую-то интересную историю, связанную с работой над песнями “Тоски” или с их содержанием?

– Сложно сказать. Из частых заблуждений, связанных с пластинкой, могу только отметить, что на записи не звучит никаких ударных инструментов. Всё сыграно на гитаре. К примеру, аккомпанемент песни «Пульс дорог» это тэппинг на двух нотах, всю остальную музыку создают обертона. А «бубен» на песне «Охотник» – это нижняя струна с обработкой по типу distortion.

– Влияет ли на Выморок и на его эволюцию тот опыт, который появляется в ходе работы над альбомами «Лестницы Эшера» и в рамках других проектов и коллабораций?

– Определённо. Это как продюсировать работу молодого себя. Самое сложное – сохранить оригинальный саунд пластинок. Мышление совсем изменилось. Но в техническом плане возможностей, конечно, куда больше.

– Как Вам кажется, в какой степени “Тоска” – это русский рок и насколько можно соотносить такие композиции, скажем, с материалом группы «Калинов Мост» или с композициями группы «Возвращение»?

– Всё что я делаю в музыке с 1997 года это Русский Рок. Ничем другим я никогда не занимался. С Димой Ревякиным году в 2007-м нас познакомил Олег Гаркуша, когда мы с ним организовывали свои бесконечные фестивали в поддержку молодых групп и авторов под эгидой фонда развития молодёжной культуры «Гаркундель». Для больших мероприятий были нужны хедлайнеры, а поскольку на первом таком фестивале я попросил выступить Юру Шевчука, и он не отказал – Олег решил и дальше предоставлять вести такие разговоры мне. Диму мы поймали на вокзале. Вначале, как это бывает, я ощутил издалека чьё-то внимание и стал вглядываться в том направлении. Его средоточие медленно приближалось сквозь серую толпу и скоро сформировалось в фигуру человека, который смотрел мне в глаза. Было это метров за 50, наверное. Человек подошел, и мы продолжили молча друг в друга смотреть. Гаркуша стал здороваться, знакомить, говорить… А мы молчали и смотрели. Потом я спросил у Димы: «Будешь нас поддерживать?». Он ответил: «Буду». Сел в поезд и уехал.

Олег потом долго осыпал меня вопросами из разряда «что это было?» и попросил, чтобы я на следующей неделе так же в глаза Чижу посмотрел. До этого Калинов Мост никогда не бывал в моём плейлисте. Мне нравилась песня «Сберегла», но подход к аранжировке ранних альбомов я не понимал. Всё изменилось позже, когда я услышал их вживую на фестивале в СКК. У меня как будто нужные «драйвера» встали. Я понял, с какой позиции внимания их нужно воспринимать. Сейчас «Выворотень» и «Дарза» одни из любимых альбомов.

Сергей Канунников подходил ко мне знакомиться в 2008-м году, просил записи. Мы играли на одном фестивале памяти Башлачёва в тот день, когда умер Егор Летов (там и Лестница Эшера выступала, и Рада и терновник, и Возвращение, и Гаркуша сольно…). С тех пор пару раз списывались по делу. В 2019 году Александр Батраков порекомендовал мне альбом «Глубина». Мне очень понравилась с него песня «Айно». Вот, в общем-то, и все соотношения.

 –  А насколько справедливо будет сказать, что Выморок – это андеграундный проект для тех, кто понимает, для избранных и вообще что-то вроде закрытого клуба?

– Вы знаете, мне иногда пишут в соцсетях или подходят на улице люди, которые говорят, что мои песни в какой-то момент их жизни служили для них отдушиной. Помогли пережить очень сложные жизненные ситуации. Вот именно для них этот проект.

Что до андеграунда, то тут нужно обговорить термины. Ели вы считаете, что непременным атрибутом андеграунда является условная непризнанность или намеренный отказ от публичности, то давайте о фактах – в 2008-м я в одну гитару работал БКЗ Октябрьский. Я дважды на фестивалях играл после ДДТ и один раз после Аквариума (правда, перед Бутусовым, но это нюансы). Похоже это на андеграунд в вашем понимании? Я думаю, нет. Я бы и сейчас с удовольствием играл в год по паре концертов в приличных больших залах, как это делают популярные коллективы, но просто не имею такой возможности. Иногда я появляюсь на каких-то знаковых мероприятиях, типа квартирника у Маргулиса, посвящённому сорокалетию Ленинградского рок-клуба, но исключительно в качестве гостя, живого экспоната и т.п. В эфир моих песен не пускают.

– А почему в эфир не пускают, как считаете?

– Потому что они не популярны.

– Нет ощущения, что Выморок – это намного более чистая и некоммерческая (а потому андеграундная) вариация тех же Калинова Моста, Наумова и т.д.? Мне вот, честно говоря, сложновато представить песни с “Тоски” в эфире у Маргулиса с его шуточками и подколами... Кажется, что не совсем вашего формата это программа. Как думаете, можно было бы всё-таки как-то аутентично вписаться туда с таким материалом и адекватно всё там презентовать без ущерба вот этой медитативной психоделической магии, которую отмечают многие слушатели?

– Исходя из вашей формулировки вопроса выходит, что андеграунд — это пласт коллективов, которые не способны зарабатывать больше необходимого минимума. Я с таким определением не согласен в корне. На мой взгляд, андеграунд — это пласт культуры, который не следует конъюнктуре, не идёт на компромиссы (в плане творческой реализации) с оглядкой на вкусы и интересы третьих лиц, и как следствие игнорируется всеми рупорами поп-культуры вроде центральных СМИ. Яркий пример коммерческого успеха андеграундной группы –  проект Гражданская Оборона. Так же я не припоминаю чтобы Юра Наумов или Калинов Мост появлялись на новогодних огоньках или собирали «Олимпийский», так что говорить о какой-либо их коммерциализации всерьёз просто невозможно. Максимум о самоокупаемости.

Андеграундный проект, это проект, в рамках которого автор не изменяет себе и ни под кого, ни при каких условиях не подстраивается. От того, что сейчас из образа Егора Летова пытаются лепить модный бренд, сам он менее андеграундным автором не стал. Другое дело, если какой-нибудь известный, вроде как андеграундный автор-правдоруб при первой же возможности в угоду Московскому бомонду начинает петь то, что Булат Шалвович Окуджава именовал эпитетом «сладкая какашка». Заискивать перед этим весьма специфическим кругом артистов, дабы быть принятым в их сфере. Сразу возникает вопрос – был ли вообще этот человек когда-нибудь честен?

Что до программы Маргулиса – на том же сорокалетии рок-клуба выступала группа Телевизор. Бескомпромиссно и аутентично. Человек силы во время камлания сам задаёт окружающую его реальность. И никакие внешние факторы исказить его энергетический посыл не смогут.

– То есть Телевизор можно назвать примером востребованной и популярной группы, которая задаёт тон и не «прогибается под изменчивый мир», жертвуя содержанием? Или тут есть ещё какие-то более характерные примеры?

– Нет. Это пример того, что в данной конкретной программе вполне можно органично представить любой достойный проект, не жертвуя при этом ни формой, ни содержанием.

– А можете всё-таки назвать группу, которая стала очень популярной, востребованной и знаменитой, ни в чём не пожертвовав содержанием своего материала и не поступившись своими принципами?

– На самом деле таких примеров множество – практически вся классика Русского Рока. Правда тогда открытость, неподкупность и искренность была мейнстримом, но и сейчас глупо думать будто бы некая, так скажем «моральная гибкость» способна гарантировать вам популярность. Чаще случается обратное – уже ставший популярным человек начинает меняться под давлением рынка.

– А если попросят сделать какие-то более хитовые и мейнстримовые версии треков с “Тоски”, «причесать» их, например, под «Айно» Возвращения, а затем ещё сильнее – под Мельницу, пойдёте на такое?

– Я когда-то дружил со сценаристом, актёром, режиссёром и композитором Виктором Михеевым (дружил бы и сейчас, но он эмигрировал). Он тогда работал на Ленфильме и просил меня поучаствовать в его проекте сериала о молодой группе, которая идёт к успеху. Суть была в том, чтобы использовать мои песни и мой голос в качестве материала этой самой группы, но в иных, основанных на синтезаторах, мажорных аранжировках. А ещё от некоторых коллективов средней известности поступали предложения купить у меня мой материал. Песню «Мой рок» в частности. Я работаю в этой сфере без малого 30 лет. За это время у меня просили петь, просили не петь, просили продать и т.д. почти всё, что можно себе представить. Для меня не существует авторитетов, в угоду чьим просьбам я бы мог собой поступиться.

Что до ориентировки на чьи-то стандарты – при саунд-продюсировании подбор референсов очень помогает. К примеру, по качеству звука и подхода к работе с барабанами я сейчас беру за эталон альбом «Fear inoculum» группы TOOL. При формировании сольного сборника в 2010-м я ориентировался на их же альбом «10000 Days». В России же все авторитеты закончились для меня в середине 90х, потому как я сам уже был с усами.  Если отсылки на Наумова и Ревякина мне понятны – мы с ними росли и формировались на одном и том же культурном и музыкальном материале (а Юра Наумов так вообще мало того, что очень на меня повлиял своим творчеством, так ещё и сам приложил руку к формированию моего стиля игры), то какие-либо параллели с теми, кто был после – для меня сродни ереси школьниц, с пеной у рта доказывавших мне в своё время в Рок-клубе, что «Дрянь» – это песня группы Крематорий.

Я помню Коля Клейновский рекомендовал мне дебютный альбом группы Мельница, как молодых, подающих надежды. Мы тогда уже работали большие (тысяч на десять) open air фестивали на одной сцене с такими группами как Вереск, The Darts и прочими героями того времени. Альбом «Дорога сна» очень милый: безупречно исполнен, имеет внятные, хоть и несколько инфантильные аранжировки, но всё, что было после него, на мой взгляд, сделано плохо и зря. Может, кроме парочки песен. Что в целом до череды проектов, где авторы мелодекламируют что-то бардовское под пошлые кабацко-попсовые аранжировки с обилием ревера – я вообще не очень понимаю, чем это принципиально отличается от братьев Жемчужных или романсов в исполнении Александра Малинина. Лучше уж на аранжировки Агутина ориентироваться, но опять-таки – зачем? Популярность же она почти как любовь – её невозможно просчитать, объяснить или намеренно вызвать. История показывает, что популярный артист может быть каким угодно – красивым или нет, с прекрасной дикцией или с полным набором дефектов, обладать слухом и голосом или не обладать ни тем, ни другим, петь великолепные стихи или полную ахинею, быть продажным или неподкупным… Про аранжировки я вообще молчу – большинству слушателей вообще на них плевать. На музыку, на саунд, на технику – на всё. Они всех этих нюансов не различают.

– Может быть, отсюда и непреходящая “Тоска”? От понимания, что аутентичность мало кому понятна и нужна, а сама эта аутентичность зачастую звучит грустно?

– Отнюдь. Когда я писал эту пластинку, мне грех было жаловаться на отсутствие востребованности.

– Что в самых ближайших планах?

– Так вышло, что мне в руки попала коллекция кассет, которые Тави записывала, катаясь по всему Союзу. По наименованиям там есть порядка 60 записей, представляющих культурную ценность. В основном, это концерты менестрелей и бардов, но по оглавлениям (возможно ошибочно) также числятся ранее не издававшиеся записи Вени д`Ркина и Егора Летова. Для работы со старыми кассетами нужно очень специфическое оборудование и навыки. Сейчас нам, при содействии звукоинженера Юрия Бурмы, прислали из Москвы профессиональную деку, на которой можно будет хотя бы эти записи безопасно отслушать. Далее, материал, если он того стоит, будет направлен в Москву Евгению Гапееву (большому специалисту в данной области). Так же в планах работа над моим альбомом «Полночный сон».

– Можно пару слов про его замысел и звучание? Что это будет? Музыка вновь будет медитативной и психоделично смещающей точку восприятия?

– Какая на нём будет музыка можно примерно понять, ознакомившись с гуляющим по сети одноимённым EP.

– Есть уже хотя бы примерное представление, когда «Полночный сон» может быть закончен и выпущен?

– Хочешь насмешить Бога – расскажи ему о своих планах на будущее. Я могу только надеяться на то, что он вообще будет выпущен. Это касается любого альбома, в судьбе которого я принимаю участие.

– На какой ноте Вам хотелось бы закончить это интервью?

– Я думаю, Фа диез вполне подойдёт, хотя нет, лучше, наверное, Фа бекар... Простите, не удержался.

– Именно такого ответа я и ждал, честно! Спасибо за интервью! Всё более, чем исчерпывающе. Много интересных и хороших мыслей, но если мы говорим о музыке и, в частности, о музыке альбома “Тоска”, то лучше слушать.

– И вам спасибо.

Алексей "Astarte Eel" Иринеев

Фото Ольги Ширяевой

«Мир бесконечной ночи, одиночества и отчаяния» Интервью с Романом Немцевым (Slice Of Sorrow, Instorm, Ищущий)

Я думаю, многие из читающих эти строки знают Романа Немцева по его группам Slice Of Sorrow и Instorm, ну а сегодня у нас особенный повод для того, чтобы снова поговорить про его творчество – после долгих сомнений и размышлений Роман запустил совершенно новый русскоязычный коллектив Ищущий, под эгидой которого решил поэкспериментировать с выведенной на первый план бас-гитарой и музицированием в формате трио. Мрачный, но атмосферный мелодик-блэк про невзгоды и кошмары нашего реального мира, изображённые в фантастической и местами причудливой манере поэтических стилизаций – вот, что хочет подарить нам Ищущий в своих треках, ну а все горячие подробности и животрепещущие детали всех этих дел уже ждут вас в тексте, который виднеется внизу, и в рамках которого мы с Романом постарались раскрыть все самые интересные нюансы и прояснить все самые таинственные аспекты, связанные с его новой группой. Давайте же посмотрим, что же у нас там получилось!

  – Приветствую, Роман! С чего началась история группы Ищущий, и каким образом вы пришли к такому необычному названию?

Роман: Приветствую! Желание собрать блэк-метал проект было у меня уже несколько лет, но я этого не делал, потому что, на тот момент, все риффы, что я сочинял в этом стиле, находили своё применение в моей другой группе Instorm. Ну и второй причиной было отсутствие хорошего названия. Спустя несколько лет мне пришло в голову имя, которое я подумал отлично подходит для блэк-метал группы. Кстати это название было Дьякон. Это и послужило причиной для начала работы над новым проектом. У меня как раз на тот момент было четыре блэковых песни, две можно будет услышать на следующем альбоме Instorm, а две мы не стали брать, потому что в Instorm упор на неоклассику, и превращать его в блэковый проект мы не хотели. В общем, эти две песни я решил взять в новую группу.

В процессе написания текстов, я понял, что, изначальное название абсолютно не подходит по идеологии, да и в принципе оно лично меня не цепляло. Вдобавок к этому я нашёл в интернете несколько одноимённых групп. Я решил придумать название, которое действительно будет отражать моë творчество и будет близко мне. Как известно, придумать имя не простое занятие. Я подумал, что многие группы берут названия из книг, например Nautilus Pompilius, Агата Кристи, Dimmu Borgir, их очень много. Вот я и решил попробовать для разнообразия такой способ, только я расширил поле поиска до фильмов и игр. Тяжело было найти что-то подходящее, пока в один прекрасный день я не вспомнил, что в моей любимой компьютерной игре Готика есть персонажи, тёмные маги, которых называли Ищущими. И я сразу вцепился в это название, потому что мне всегда нравилось как оно звучит, мне нравился его смысл. Плюс ко всему оно отвечало и моему другому критерию, являясь не только существительным, но и причастием, что, на мой взгляд, очень редко и интересно. А главное, это название подходит для тематики моих текстов. Так и появился Ищущий.

– А почему всё-таки изначально пришла идея назвать проект Дьякон? Из-за созвучия этого слова существительному Дьявол?

 Роман: Нет, конечно, у меня и мысли даже не было, что эти слова созвучны. Я думал, дьякон – хорошее название, потому что оно короткое, отлично скандируется и, можно было бы приколоться, и писать его с «Ъ» на конце, аргументы было только эти в его пользу, ничего более.

– В чём состояла основная задумка коллектива и его концепция? О чём хотелось петь и к какой аудитории обращаться со своим творчеством?

Роман: Я хотел создать проект, где музыка будет написана исключительно для трёх инструментов (гитара, бас и барабаны), при этом фирменным отличием группы будет солирующие партии на бас-гитаре. Такое я ни у кого не видел. Также я хотел, чтобы здесь тексты были на русском языке. О чëм петь, скажу честно, поначалу я не знал. Меня самого интересовал этот вопрос, но потом через время, меня осенило, я решил писать про то, что мне близко и интересно, собственно, как я и делаю в своих других группах. Просто, с годами я понял, что для меня важно содержание текстов в песне, и если лирика не отражает моих взглядов, то я просто не смогу доносить эти строки до людей, и будет чувствоваться фальшь и лицемерие.

О важности текстов, например, я перестал слушать песни некоторых групп, которые мне раньше нравились, из-за того, что я понял о чем они поют) К какой аудитории обращаться? В первую очередь Ищущий создан для русскоговорящих слушателей. Но конечно много примеров, когда группы, с песнями не на английском, выходят на мировой уровень, например Rammstein. Ну, всякое бывает.

– А почему выбрали именно мелодик-блэк?

Роман: В первую очередь, потому что мне нравится такая стилистика, мне нравятся интервалы на гитарах и настроение, которое можно создать в рамках данного стиля. Ну и конечно, потому что мой вокал больше всего подходит для мелодик блэка.

– Что вы ищете, и насколько вам в этом помогает ваша музыка?

Роман: В целом я хочу добиться внутренней гармонии и духовного равновесия. Да, моя музыка и тексты помогают мне в этом. Без них было бы намного сложнее преодолевать жизненные ситуации.

– А стоит ли искать в текстах Ищущего какую-то религиозную подоплёку или намёки на какую-то духовность, метафизику?

Роман: Абсолютно нет. В моих текстах никогда не было и нет религиозной подоплёки, даже песня “Altar of Pleasure” в Slice of Sorrow совсем о другом. Метафизики тоже нет в Ищущем, данная тема меня перестала интересовать, когда мне было около 20-ти лет. А духовность? Ну, если только рассматривать духовность через призму самопознания, то да, многие тексты посвящены данной тематике. Если же рассматривать духовность как стремление к саморазвитию, то в этом направлении больше специализируются Instorm и Slice of Sorrow.

– Насколько реально и вероятно, что ваш поиск когда-нибудь увенчается успехом и взыскуемое будет обретено?

Роман: Ох, мне кажется, чтобы достичь того что я хочу, требуется не один жизненный цикл. Но, кто знает, всё возможно и в этом.

– То есть вы верите в теорию реинкарнации и перерождений?

Роман: Не то чтобы прям верю, думаю, будет правильнее сказать, что я её не отрицаю.

– Что стало с другими вашими музыкальными проектами Slice Of Sorrow и Instorm и продолжаете ли вы деятельность этих групп?

Роман: С ними всё замечательно, если можно так выразиться. Ищущий никак не влияет на деятельность этих групп, мы так же выступаем и сочиняем новые песни. Для Slice of Sorrow я почти закончил сочинение нового альбома, осталась одна песня, и можно приступать к записи. А для Instorm мы с Мариной тоже пишем песни, готово где-то пол альбома.

– А как считаете, в чём главное отличие Slice Of Sorrow, Instorm и Ищущего в музыкальном плане? Как сами разграничиваете три этих проекта?

Роман: Самые главные отличия Ищущего от двух других групп, это отсутствие клавиш, лидирующий бас и одна гитара. А так, если детально рассматривать Instorm и Slice of Sorrow, то могу сказать, что у Instorm больше уклон в неоклассику, а у Slice of Sorrow более тяжелое звучание, много меланхоличных песен и гроулинга. Ну и в принципе от Слайса можно ожидать экспериментов симбиоза с любыми жанрами, когда Instorm и Ищущий работают в более жёстких рамках. Когда мне в голову приходит какой-то рифф, то чаще всего я уже знаю, для какой группы он подойдёт.

– Ищущий это проект или всё-таки полноценная группа?

 Роман: Это полноценная группа. Ну как сказать, по типу Pain. Там так же Тагтгрен всё делает сам, сочиняет, записывает, сводит, а для выступлений у него есть концертный состав. Так и здесь, я считаю такую схему полноценной группой.

– Кто входит в состав Ищущего и кто принимал участие в работе над альбомом?

Роман: Во всех этапах работы над альбомом принимал участие только я, то есть сочинение музыки, текстов, аранжировка, запись, сведение и т.д. А с составом ситуация как в уже упомянутом Pain, я – основной участник, а концертных участников называть пока рано. Когда мы начнём выступать, тогда я с радостью их оглашу.

– Как вы пришли к идее петь на русском? И на каком языке вам проще и комфортнее выражать свои мысли и идеи?

 Роман: Честно сказать, многие годы я не хотел петь на русском по двум причинам: первая  – мне не нравилось, как звучит мой вокал на русском, а именно произношение, слова слишком коверкались. А вторая – мне не нравились мои стихи на русском, получалось слишком прямо, я так не люблю. Но вот недавно мы выпустили со Slice of Sorrow кавер на песню “Следуй за Мной” группы Ария, и там получилось спеть, так что произношение мне понравилось. И я подумал, что можно петь и на русском. Но основным препятствием оставалось написание стихов. С этим мне помогла группа Nautilus Pompilius. Я начал их слушать пару лет назад, и мне очень понравились многие их тексты с интересными и красивыми образами. Собственно, я не писал тексты на русском около 15 или 16 лет, и вот я решил попробовать снова. К счастью, и к удивлению, мне понравился результат. Первое что я написал, была “Колесница Теней”. После этого я твёрдо решил писать в Ищущем на русском языке. Выражать мысли мне одинаково комфортно и на русском и на английском. Когда я придумываю тексты, они приходят в голову сразу на нужном языке. Единственный аспект, мои требования к текстам на русском намного выше, в плане грамматики и выбора слов.

– А почему решили сделать арт так, как будто он нарисован красками? В чём здесь замысел и задумка?

Роман: Я хотел, чтобы обложка вызывала эмоции и при этом гармонично сочеталась с песнями группы. Мне как-то сразу пришла идея, что для этого отлично должно подойти изображение в виде картины красками.

– Как думаете, если бы эти картины нарисовал настоящий художник, они бы выглядели лучше?

Роман: Нет, я так не думаю. Мне полностью нравится полученный результат. Откровенно говоря, я не разделяю работы на ИИ и на настоящих художников. Работа либо нравится, либо нет, это единственный критерий.

– А как в целом оцениваете искусственный интеллект и нейросети? Не боитесь, что ИИ заменит настоящую живую музыку?

Роман: Нет, не боюсь. Я рассматриваю ИИ просто как обычного музыканта. В мире миллионы музыкальных групп и исполнителей, одним больше одним меньше – роли не играет. Что ж теперь из-за каждого переживать? Я предпочитаю фокусироваться на своём творчестве. Я думаю появление нейросетей должно беспокоить фрилансеров, тех, кто пишет музыку или создаёт что-либо на заказ. Но даже в таком случае я бы мог подбодрить этих людей, тем, что всегда будут заказчики, которые не доверяют или против ИИ, предпочитающие работать только с настоящими хомо сапиенсами.

– А как бы вы описали мир своих песен и артов? Что это за Вселенная?

Роман: Не хочу разрушать ни чьи представления, но это наш обычный мир, каким его вижу я. Большинство моих текстов основаны на моём личном опыте, поэтому мир в песнях и на обложках реальный. Только я его передаю в более поэтичном, мрачно-сказочном виде.

– Вам самим хотелось бы жить в таком мире? Насколько это мир вашей мечты?

 Роман: Это мир бесконечной ночи, мир одиночества и отчаяния. Я бы никому не пожелал жить в нём. Самая близкая ассоциация это мир Сайлент Хилла, кто бы захотел там жить? Точно не я.

– А с какой целью хочется рисовать и воспевать этот мир, продвигать его посредством своего творчества? Чтобы показать, что находясь в подобном месте (а это жутковатое и сумрачное место не иначе как наша повседневная реальность, которая порой оказывается страшнее любого вымысла) обязательно стоит искать что-то лучшее, чем и занимается Ищущий?

 Роман: Я не хочу ничего никому навязывать. Люди вольны воспринимать и трактовать мои тексты как им того угодно. Я пишу такие песни, как я уже сказал ранее, потому что это помогает мне справляться с трудностями бытия. Так же надеюсь, они помогают не только мне, но и другим. Плюс ко всему, некоторые люди, слушая такие тексты, понимают, что они не одиноки в своих взглядах и проблемах, что значительно облегчает их пребывание в этом мире.

– Почему небо у вас хрустальное? Откуда такой образ?

 Роман: Песня “Хрустальное Небо” повествует о красивой жизни знаменитостей, персонажей фильмов, которую мы наблюдаем с экранов телефонов, мониторов, модных журналов, пока мы сами существуем в серой реальности, занимаясь делами, которые нам в тягость. Так вот само хрустальное небо – это метафора для экранов мониторов и страниц журналов.

– А что связывает вас с луной? На всех ваших обложках обязательно присутствует луна. В этом есть какой-то особый смысл? Нет ли тут какой-то особой отсылки к Селене, богине луны?

Роман: Отсылки к Селене нет. Луна всегда меня пленяла своей красотой, загадочностью и мистической атмосферой, она ассоциируется у меня с умиротворением и спокойствием.

– Какие группы вдохновляют вас на собственное творчество?

Роман: Если говорить в целом про моё творчество, то в подавляющем большинстве, меня вдохновляют классические композиторы Бах, Моцарт, Вивальди, Гендель, Россини. Так же сильное влияние на меня оказывают группы 80х: W.A.S.P., Metallica, Ария,  Cinderella. Если говорить конкретно про Ищущего, то к влияниям на его музыку, я бы добавил ещё Immortal, Night in Gales, немного Marduk и особенно хотел бы отметить Winterfylleth.

– Насколько про вас и про ваше творчество можно говорить как про эскапизм? Насколько всё это стремление построить свой собственный мир и убежать в него от реальности? Как вам в целом термин эскапист-метал?

 Роман: Термин такой мне знаком, но я считаю, что любую группу можно отнести к этому термину, потому что музыка помогает справляться с теми или иными ситуациями в жизни. Так для кого-то группа KISS вполне даже эскапизм. Для меня The Art of Fugue Баха наилучший эскапизм. Говоря именно про атмосферу в Ищущем, как я уже упомянул выше, это и есть реальность, только преподнесенная в мрачно-мистической форме. Но слушая эти песни, становится легче на душе. Я не знаю в чëм магия, и как это работает, просто так есть. Если для кого-то моя музыка открывает врата эскапизма, то это отлично. Если мои песни помогают кому-то ещё, кроме меня, если люди справляются со своими проблемами, если они могут укрыться от невзгод, что их преследуют, слушая Ищущего, то я искренне рад этому.

– А можно ли назвать вашу музыку фэнтазийной, как считаете?

Роман: Ну, у меня с фантазийной музыкой ассоциируются в первую очередь песни, в которых фигурируют тролли, феи и яйца драконов. В принципе есть термин тёмное фэнтези, хотя всё равно, я бы не назвал мою музыку фантазийной, потому что в большинстве текстов повествуется о реальности, а не о чëм-то выдуманном.

– Насколько ваша музыка это музыка одиночества, уединения и рефлексии?

Роман: Я бы сказал на 100%. Все тексты Ищущего посвящены данным темам, я бы ещё добавил к этому списку саморефлексию. Но также есть и довольно романтичные тексты, например “Колесница Теней” и “Собор Песчаных Слёз”.

– Что вдохновляет на написание песен?

Роман: В первую очередь, меня вдохновляет мой жизненный опыт, мои чувства. Так же источником вдохновения могут служить фильмы, музыка, игры и книги.

– Какой трек с альбома сами считаете самым ярким и интересным и почему?

Роман: Это всегда сложный вопрос. Мне тяжело оценивать своё творчество, каждая песня была написана в определённом эмоциональном состоянии, каждая имеет для меня особую ценность. Мне нравятся все песни, а выбор лучшей, я, пожалуй, оставлю для слушателей. Для тех, кто не знаком с группой Ищущий, я бы посоветовал начать знакомство с клипа “Хрустальное Небо”, а дальше как пойдёт.

 – Над каким из треков было сложнее всего работать?

Роман: Особо выделяющихся сложностей я не припомню. Единственный момент был с песней “Колесница Теней”. Я записывал её первой, запись прошла довольно быстро. В этот период у меня появилась гитара с другими звукоснимателями, и я решил для интереса записать вторую песню на ней. И выяснилось, что для музыки Ищущего, с большим количеством открытых струн, эта гитара подходит лучше всего. Новые звучки давали непревзойдённую читабельность звуку, которой я не мог добиться с другой гитарой, правильнее сказать, с другими звукоснимателями. Так вот в итоге мне пришлось из-за этого полностью перезаписать все гитары, а я очень не люблю что-то переделывать. Но ради более качественного результата, я заткнул себя и всё перезаписал.

– А как так вышло, что альбом выходит именно на Metal Carnival Records?

Роман: Все мои группы издаются на этом лейбле. Собственно Metal Carnival Records это наш лейбл. Я и Марина Немцева из Instorm основали его с целью издания наших групп. Почему я не пробовал обратиться к другим лейблам? Потому что я уверен, что Metal Carnival будет делать всё, что в его силах для раскрутки Ищущего, чего я не могу сказать о других. Да и плюс ко всему, предложения других лейблов, пока что, не настолько заманчивы, чтобы с ними сотрудничать. В большинстве случаев, музыкант должен отказаться от прав на свои произведения на длительный срок в пользу лейбла, а я этого делать не хочу. Да и в принципе, мне кажется, эпоха лейблов прошла, сейчас выгоднее быть независимым музыкантом, ведь вполне можно делать всё самому.

– На физических носителях альбом можно ждать?

Роман: Да, альбом будет доступен на CD и возможно так же на аудиокассетах.

– Что в самых ближайших планах? И работаете ли вы уже над вторым альбомом?

Роман: На данный момент я приступил к разучиванию материала с концертными участниками. Скоро мы начнём репетировать и выступать. Думаю, надо будет сделать концерт-презентацию альбома. Было бы хорошо повыступать на различных мероприятиях, фестивалях. Так же в планах съëмки еще как минимум одного клипа. Насчёт второго альбома. Да, я постоянно сочиняю новый материал, у меня уже записано рифов на песни три, но я их пока не довожу до конечной формы, не собираю воедино, потому что моë основное композиторское внимание сейчас сфокусировано на дописании нового альбома для Slice of Sorrow.

– Планируются ли у вас ещё клипы?

Роман: У нас уже вышел один клип на песню Хрустальное Небо, и у меня уже есть задумки для ещё одного видео, так что надеюсь скоро приступим к его съëмкам.

– Какого вопроса вы больше всего ждали сегодня от меня, но в итоге так и не услышали?

Роман: "Расскажите смешной случай из туров". Шучу, конечно. Наверно я ещё ожидал вопрос: "Почему вы решили сделать лидирующим инструментом бас-гитару?" Ну или что-то про лидирующий бас.

– И как так вышло с лидирующим басом? Это желание вывести на первый план вот такой низкочастотный ритмический рисунок?

 Роман: Нет, желания вывести низкочастотный ритмический рисунок не было, кстати, у баса есть не только низкие частоты, но и верхние тоже. У меня было желание именно дать басу место лидирующего инструмента с мелодичными партиями и быстрыми соляками в противовес общепринятым стандартам, когда у большинства метал-групп бас просто играет корневую ноту в ритм бас бочке. Мне очень нравятся партии Виталия Дубинина, Стива Харриса, Джина Симмонса, и как раз они и вдохновили меня на написание ярких замысловатых бас-линий. Но, конечно, я себя немного ограничиваю в этом плане в Instorm и Slice of Sorrow. И когда я думал о концепции музыки для Ищущего, мне пришла идея, что было бы интересно дать себе разгуляться в плане баса тут, тем более при таком количестве инструментов: одна гитара, бас, барабаны. Мне как раз было интересно собрать группу с одной гитарой, для разнообразия, в общем, всё сошлось как нельзя лучше, люблю, когда так происходит.

 – А не было мыслей ввести в свой саунд две бас-гитары? Как думаете, было бы это интересно и имело бы смысл?

 Роман: Нет, таких мыслей не было. Мне кажется, два баса это перебор, хотя на записи в некоторых песнях в Ищущем на соло играют две бас-гитары, одна ритм, другая соло. Но это лишь в двух местах, кажется, а в целом идея двух басов мне не интересна. Изначально была задумка собрать группу с минимум музыкантов на сцене, а именно с тремя.

– А забавные истории в турах всё-таки бывают? Как у вас вообще с чувством юмора и с умением во всех, даже курьёзных, катастрофических и авральных ситуациях находить что-то весёлое и смешное?

Роман: Вспомнился диалог из фильма Байрон, с Джонни Ли Миллером. “У вас есть чувство юмора?”, спросил Байрон у своей будущей жены. А она ему отвечает: “Моя матушка говорит, что есть.” (улыбается) Я думаю, насчет моего чувства юмора лучше спросить у тех, кто со мной общается, а не у меня. А то знаете, как бывает, человек думает, что по сравнению с ним Задорнов отдыхает, а по факту окружающие его не понимают, и думают, что за ересь он несёт. Моё отношение к ситуации зависит от тяжести ситуации.

О своей реакции я могу лишь судить в сравнении, я видел, как люди очень остро реагируют на многое, что я воспринимаю с юмором и спокойствием. Во многих случаях я стараюсь придерживаться поведения доктора Хибберта из Симпсонов, он для меня ролевая модель в этом плане, кстати, Остап Бендер из 12 стульев тоже непотопляемый персонаж. Просто нервные клетки не восстанавливаются, как говорят, и я предпочитаю их не расходовать настолько насколько это возможно. А про забавные истории в турах. Ну, в кои веки на этот вопрос легко ответить. У нас не было забавных историй в турах с Ищущим, просто потому что мы ещё ни разу не выступали.

– Ваши финальные слова и пожелания тем, кто нас сегодня читал?

Роман: Всем спасибо, кто дочитал до конца. Желаю, чтобы колесница теней приезжала к вам как можно реже, а в хрустальном небе вы видели себя (улыбается).

– Спасибо за интервью!

Роман: Спасибо за интересные вопросы, отвечать на них было одно удовольствие!

Алексей "Astarte Eel" Иринеев

«Последнее, что видят увядающие в былом души, и вечный маршрут Харона» Интервью с Talsur

Не так часто в последние годы в дум-стилистике появляются по-настоящему впечатляющие релизы, но иногда это всё-таки происходит, и сегодня у нас именно такой случай. Столичный one-man-проект Talsur отмечает в нынешнем году своё девятилетие, и этот некруглый юбилей ознаменован настоящим бриллиантом в его дискографии – блистательным полноформатником “Lighthouse for a Charon’s Boat”. Учёба в РАМ им. Гнесиных не проходит бесследно, а врождённую эмпатию и интеллигентность и вовсе не скрыть и не спрятать, и вот перед нами великолепное тому аудио-подтверждение в сопровождении небольшой вопросно-ответной стенограммы. И я не случайно упомянул о юбилее – нынешний альбом Talsur со своим концептуальным рассказом про космическое одиночество смотрителя заброшенного маяка, который включает огни для Харона, переплывающего Стикс с душами усопших, действительно оказался особенным для проекта, а 15 декабря в его поддержку проект даже готовит первый в своей истории большой и сольный концерт. У нас на связи единственный постоянный участник и основатель Talsur Виталий Сурков, а я со своей стороны могу только посоветовать обязательно послушать “Lightgouse…”, прочитать это интервью и посетить 15 числа праздник утончённого дума в московском клубе Алиби. Поверьте, это обязательно стоит сделать… если вы любите doom, конечно.

– Доброго времени суток, Виталий! Поздравляю с выходом вашего новейшего альбома! Что это за ”Светлый дом” и можно ли назвать альбом концептуальным?

– Привет! Вообще название альбома родилось случайно, в обычной беседе с моим другом, художником Антоном Дудоровым. Он автор большинства обложек моих релизов. Уже и не вспомню, что мы обсуждали, но как-то разговор ушёл в мифологию, и мы задумались, а что, если бы лодке Харона все эти века светил маяк? Кто живёт на этом маяке и освещает путь обречённым душам? Эта мысль засела очень глубоко в душе, а за ней уже шёл целый калейдоскоп идей и образов. Надо было только собирать их и работать. Касаемо концепции – она, конечно, присутствует. Хоть и без сквозного сюжета и в целом выдержана не так строго, как в традиционном понимании. Есть основная идея – неизбывное одиночество. Есть также и арочная симметрия – альбом начинается и заканчивается одной музыкальной темой. Если воспринимать альбом как историю от лица смотрителя маяка, вполне получится цельная история. Хоть я специально этого и не планировал.

– А кто на альбоме всё-таки главный персонаж: Харон (для него ведь светит маяк всё-таки), Смотритель маяка, автор-повествователь или кто-то ещё?

– Основной упор сделан на чувства Смотрителя, с его песни альбом начинается и ей же заканчивается.

– А почему ваш Смотритель маяка так фатально одинок? Почему нельзя было сделать так, чтобы он жил на маяке вместе со своей возлюбленной? Такой сюжет ведь тоже можно было бы вписать в дум-стилистику.

– Можно было, конечно. Но тотальное одиночество, которому не видно конца, и которое в один момент начинает тебя пожирать, гораздо более острое и горестное чувство. Хотелось передать именно его.

– Прошу прощения за слишком личный вопрос, но как вообще так получается, что человек, который счастлив в браке с любимой и потрясающей женой, всё-таки пишет песни и альбомы о таком сумасшедшем и космическом одиночестве?

– Мне не чужда эмпатия. К тому же, мрачными и печальными темами и образами я проникаюсь легче, и вдохновляют они гораздо сильнее. Супруга к слову эту мою черту знает и всячески питает, подсказывает сюжеты и знакомит с такого рода искусством.

– На вашем новейшем альбоме так много одиночества и переживаний Смотрителя, что он как будто становится уже живым и реальным человеком. А нет ли соблазна написать продолжение эпопеи про маяки и его хозяина? Насколько вероятно, что у “Lighthouse” появится продолжение?

- В этом плане я не сторонник сиквелов, и продолжения этой истории вряд ли стоить ожидать.

– А не было ли у смотрителя какого-то прототипа? Откуда вообще взялся этот образ?

– Конкретного прототипа не было. Образ смотрителя больше собирательный, эмоциональный и метафорический. Мне очень понравилось название, которое вдруг из ниоткуда появилось, я много размышлял над этой историей. И потом, когда появилось вступление на лютне, эта фигура возникла сама собой.

 – Стоит ли понимать музыкальный приём с арочной симметрией таким образом, что одиночество смотрителя вечное, и он обречён вновь и вновь возвращаться в этот цикл даже после смерти? (не случайно ведь он зажигает свой маяк не для кого-нибудь, а для самого Харона). Мне этот образ космического и вечного одиночества напомнил Понтия Пилата с его собакой, который сидит один на фоне пустой планеты, не в силах справиться со своей головной болью и терзающими его противоречиями.

– Да, можно воспринимать и так. Но опять же, специально я этого не планировал. Мне просто нравится наблюдать такое в альбомах моих любимых групп, и в целом такие приёмы дают ощущение целостности и законченности. Но здорово, что они также рождают разные интерпретации произведения.

– Нет ли у Вас как у автора желания избавить своего персонажа от этого вековечного гнёта одиночества и даровать ему покой?

– Точно нет, тогда не получится дум-метал. А если серьёзно, я ведь не мыслю его отдельным полноценным персонажем с глубинной историей, в нём больше эфемерного и собирательного. То, что мучает его, не куда не исчезло за все века, и едва ли исчезнет.

– Давайте немного углубимся в историю вашего проекта. Как всё начиналось, что было в самом начале и каким образом развивалось потом?

– Началось всё с того, что в восемь лет я увидел клип Paradise Lost и дико испугался. Причём не видео, а именно музыки. Мне показалось, это самое тяжёлое и страшное, что есть вообще в музыке. Годы шли, вкусы обогащались, и уже в шестнадцать мне попалась подборка лучших дум-метал песен последних лет. И с первых же минут прослушивания я понял, что это моё. Это то, что отзывается и резонирует с сердцем, иначе и не скажешь. Стал погружаться, переслушивать разные группы и разные поджанры, и со временем захотелось сделать что-то похожее самому. К осени 2015 года у меня собралось немало демо, и я начал осознанно работать над отдельным думовым проектом. Одна из этих демок как раз называлась “Talsur”, так нехитро я зашифровал в одно слово собственное имя.

Первые альбомы – конечно жуть. Барабаны я записывал вручную через дешёвый синтезатор Casio. Все гитары и вокал писались на один usb-микрофон, сводил я всё это тоже сам чуть ли не в первой Audition. Но это была моя первая законченная работа, первый собственный альбом. Слушается сейчас всё это с трудом, хотя сама музыка даже местами интересна. Огромный буст дал только четвёртый альбом “Slough of Despond” 2017 года. В первый же месяц он стал лидером продаж на бэндкемпе и позволил выйти на зарубежные независимые СМИ. Качество его, конечно, уже было лучше. В общем-то таким образом, строго в студийном формате, я улучшал свои навыки записи и сведения, исследуя разные поджанры дум-метала, и свои возможности. И вот сейчас вышел "Lighthouse", уже восьмой альбом. И могу сказать, этот релиз мне пока больше всего по душе.

– У вас всё-таки группа или one-man-проект?

– Однозначно one-man проект. Мне как-то спокойнее всё контролировать самому, хоть это и непросто. К тому же, мне это действительно нравится. Вся музыка, все тексты, запись всех инструментов и сведение – всё на мне. Иногда, конечно, привлекаю к записи других музыкантов, например для скрипки или лютни, на которых я сам не играю. На прошлом альбоме “Dark” пришлось задействовать отдельные вокальный и скрипичный квартеты. На "Lighthouse" партии баса исполнил мой давний друг и коллега Алексей Верченов. Мы с ним знакомы ещё с Гнесинки, и мне нравится его музыкальное видение, поэтому я решил поработать с ним в записи. Но основная суть Talsur – музыка одного человека.

– А учёба в Гнесинке как-то помогает в создании материала и даёт какое-то ощутимое преимущество? Вообще, что Вам как музыканту дало вот такое профессиональное музыкальное образование?

– Конечно. Музыкальное образование позволяет сэкономить кучу времени в студии. Мне не приходится подбирать часами нужные аккорды, сомневаться насчёт каких-то ходов, я уже из теории понимаю, как что работает. Учёба в академии привила дисциплину, снабдила багажом теоретических и практических знаний, которые очень помогают мне. За что бесконечно благодарен своим педагогам.

В отличие от многих коллег, я не считаю музыкальное образование ограничивающим фактором, который выстраивает какие-то рамки в творчестве. Наоборот, чем больше тебе известно, тем больше точек зрения возникает. Плюс, именно в Гнесинке я серьёзно проникся старинной музыкой, которая очень меня вдохновляет. До этого я просто любил её послушать, а со временем начал понимать и открывать малоизвестных интересных авторов. Это очень пригодилось во времена альбома “Dark”, да и на свежем релизе лютня появилось не случайно.

– Каким образом набирался состав музыкантов для концертов и насколько вы все единомышленники, готовые продвигать идеи Talsur в массы и жить этими смыслами?

– Состав собирался случайно. Судьба сама сводила с этими людьми, за что я ей благодарен. Про Алексея я уже упомянул, мы вместе учились. С гитаристом Михаилом Семковым мы вместе работали в музыкальном магазине и лишь позже я узнал, какой это потрясающий музыкант. В том же магазине мы познакомились с Олегом Селивановым, первым барабанщиком. Важнейшим фактором послужило наше повседневное общение и их характер. Мы очень хорошо сдружились. Это и придало мне смелости познакомить их с моей музыкой, и мне очень лестно было, что она им понравилась.

Касаемо идейности, не скажу, что все прямо уж такие радикальные "талсуряне". Это в первую очередь профессиональные дисциплинированные музыканты, которые уважают своё время и своё дело. Это и формирует их отношение к творчеству, к коллегам. Хочется выжать максимум из своих возможностей, работая как можно лучше. Особенно, если музыка по душе.

– В какой атмосфере проходила работа над “Lighthouse for a Charon’s Boat” и где затем записывали этот альбом?

– В целом, во время работы над каждым альбомом возникает примерно одна и та же атмосфера  – крайне сосредоточенная, не лишённая самокопаний, самокритики и творческих ступоров. Это связано с желанием развиваться, улучшать качество сонграйтинга и записи. "Маяк" был сочинён почти полностью, когда я решил, что всё звучит не так, как я хотел изначально. Без лишней жалости я просто удалил с концами 90 процентов сделанного и начал с новыми мыслями. На это ушло полтора года. Затем ещё полгода на запись и сведение. В современных реалиях музыкальной индустрии это чудовищно долгие сроки, но иначе не вышло.
Это первый альбом с живыми барабанами, и по ряду причин, их я тоже записал сам. Работал на студии Solid Sound, отличное помещение с прекрасным оборудованием. Все остальные инструменты записаны в домашних условиях. В том числе и лютня, записанная Константином Щениковым-Архаровым.

– Я слышал, что планировалось даже сделать титульную вещь фитом с Ником Холмсом, и даже сам он был не против, а можно поподробнее про это? Как связывались с Ником, как шло общение, что он сказал по поводу вашей музыки?

– Ещё на этапе демо в этой песне мне слышался именно голос Ника. К моменту записи чисто ради шутки решил написать менеджменту Paradise Lost, и очень удивился, когда получил ответ. В целом общались недолго, меня заверили, что Ник не против поработать. Но озвученная сумма не укладывалась в мой бюджет, поэтому я решил оставить это для другого раза.

– Как думаете, насколько выиграл бы трек, поучаствуй в нём Ник со своим вокалом? Насколько бы изменилась эта вещь и насколько сильнее бы она стала?

– Выиграл бы сам проект Talsur. Именитость Ника и его вклад в мировую экстремальную сцену сделали бы своё дело, это однозначно. Плюс, мне было бы приятно слышать свои мелодии и тексты, исполненные кумиром детства. В конце концов, не так важно, какая именно это была бы песня. Так уж вышло, что в своей голове с его голосом я слышал именно "Lighthouse".

– Идея такого фита с Холмсом по-прежнему актуальна для вас и стоит надеяться, что когда-нибудь в будущем такой фит всё-таки состоится?

– Хотелось бы надеяться. Я был бы этому очень рад.

– Каким образом распространяется релиз и ждать ли его издания на физических носителях?

– Не думаю, что сейчас есть смысл в физических носителях. Как сувенир разве что или часть мерча. Однако производство дисков и тем более пластинок мне одному не вытянуть и не окупить. Это и не главное. Я рад, если мои песни кому-то помогают и могут найти своего слушателя в любой части мира. Все мои альбомы доступны в свободном доступе в сети, основные ресурсы – группа в ВК, Яндекс Музыка и официальный бэндкемп.

– Кто был автором арта и почему он вышел в итоге настолько мрачным и тёмным?

– Автором арта является художник Mosaeye. Я увидел эту работу в его портфолио, и сразу понял – это то, что нужно. Очень хотелось видеть на обложке нечто расплывчатое, грязное, будто бы из тревожного полусна. Обложка была готова даже раньше музыки, но другой мне и не представлялось.

– И… именно так, на Ваш взгляд, выглядит беспросветное кромешное одиночество?

– Возможно, это последнее, что видят увядающие в былом души. Возможно это то, что творится в душе смотрителя. Возможно это вечный и неизменный маршрут Харона. Интерпретации у каждого свои, и это здорово.

– А что для Вас одиночество как автора такого монолитного альбома об одиночестве? Как можно описать этот феномен и в чём смысл одиночества в нашей жизни, на Ваш взгляд?

– Если оно тотальное и бесконечное – это конечно страх. Человек, что ни говори, существо социальное, и чья-то поддержка очень важна, даже мысленно. Но если думать в меньших масштабах, мне нравится некое уединение. Всем творческим людям обязательно нужно время наедине с мыслями, обособленное от суеты и посторонних. Конечно, есть опасность закопаться в это чувство настолько, что сам себя не вытащишь. Но в целом, такая небольшая доза одиночества даже полезна.

– Должен ли беспросветный арт намекнуть слушателю, что на альбоме его ждёт настолько же беспросветная музыка? Вам хотелось, чтобы этот символ работал таким образом?

– Конечно, хочется, чтобы арт работал на атмосферу всего альбома. И в этом случае, как мне кажется, это удалось. Хаотичные мазки хорошо рифмуются с грубым и агрессивным уклоном в дэт-дум, а звезда напоминает о затухающих надеждах на лучшее. Мне нравится, как визуальное и музыкальное переплетается друг с другом.

– А как бы вы охарактеризовали основное настроение альбома и его посыл?

– Усталая агрессия, непобедимое одиночество, бесконечная борьба, бессмысленность которой становится смыслом.

– Одни из ваших кумиров Anathema скорбно восклицали на альбоме “Eternity” «Do you think we are forever?!.», а у вас как будто альбом под девизом «Ты думаешь, мы свободны?!.» Откуда у вас такой фатализм, и как так сложилось, что предрешённость всего и вся вам кажется настолько очевидной и довлеющей?

– Так сложилось, что я изначально смотрю на вещи пессимистично. Не то, чтобы ною из-за всего вокруг, но всегда готов к худшему. И всегда замечаю худшее. К тому же, давно известно, что история человечества написана кровью и слезами. Над каждым поколением веками нависал вопрос, как жить эту жизнь, как принимать её тяготы и несправедливость. Так что в глобальном плане этот общемировой пессимизм никуда не делся и не денется, и фон его всё время ощущается. Особенно остро его ощущают все творческие люди. Всё, что мы можем поделать с этой несправедливостью, с этими горестями - делиться ими, говорить о них, искать в них основу для чего-то нового. В тёмном хаосе находить созидательный порядок.

– В нашей повседневной жизни, по вашему мнению, всё в точности так же предрешено, как и в глобальном и космическом масштабе?

– Повседневное – часть глобального, поэтому, думаю, да.

– Есть ли какой-то способ как-то преодолеть эту предрешённость и выйти из-под её колпака или тут только смиряться, привыкать и экзистенциальное “мужество быть”, созвучное пушкинскому «на свете счастья нет, но есть покой и воля»?

– Преодолеть её нам не суждено, но мы должны пытаться. В масштабе человечества попытки эти сродни песчинкам, но они помогают человеку расти над собой и созидать.

– Стоит ли искать какие-то автобиографические мотивы в “Lighthouse for a Charon’s Boat” и вообще насколько ваша лирика личностно окрашена?

– Автобиографичного в лирике мало. Основой для текстов служат не истории из моей жизни, а мои мысли и переживания о вечных вопросах. Иногда хочется по-другому взглянуть на какую-то историю, иногда важно просто передать атмосферу. На самом деле, я осознанно уделяю тексту не самое кропотливое внимание. Музыка для меня гораздо важнее и гораздо глубже. Её язык мне понятнее, он для меня богаче и универсальнее.

– То есть песни, альбомы и творчество для Вас – это не способ выразить свой повседневный жизненный опыт и выговориться, а, в первую очередь, понять себя и осмыслить? То есть здесь творчество как акт философствования и самопознания, попытка окружающую бессмысленность и беспросветность, сделать её человечнее, достойнее и осмысленнее?

– Да, и именно на эти темы мне и хочется выговориться.

– Если вспоминать русскую классику, то на ум в связи с вашим альбомом сразу же приходит “Луч света в тёмном царстве”, издавна коррелирующее со знаковой драмой Островского “Гроза”. Как вам такая параллель, и что думаете о произведении Александра Николаевича?

– Конечно, сильнейшее произведение, одна из жемчужин нашей литературы. Идея вселенского горя, нестерпимого настолько, что не хочется жить, безусловно, является ключевой для дум-метала. Но моё мнение – несмотря ни на что, жизнь стоит того, чтобы её терпеть. Гораздо больший трагизм заключён в вечной борьбе с судьбой, и если ты всё ещё жив – ты уже победил. Если ты извлёк из этого мрака некий фундамент для построения нового себя, более сильного – это и есть "луч света в тёмном царстве". Это сугубо моё личное мнение.

– Присутствует ли на вашем альбоме какой-то “луч света”, с которым сравнивал Добролюбов Екатерину у Островского?

– Мой личный "луч света" – моя супруга. Её помощь и поддержка для меня бесценна, а на этом альбоме она ещё и участвует в качестве гостя. Так что да, присутствует.

– А какую функцию несут женские персонажи в текстах альбома и насколько метафоричны появляющиеся у вас ближе к финалу сирены?

– Блуждая по морским темам, рано или поздно придёшь к сиренам. Это прекрасный образ, вдохновляющий на россыпь различных сюжетов.  Песня “Longing Siren” как раз один из тех случаев, когда мне захотелось пересмотреть привычную историю с другой стороны. Лирика раскрывает другую сторону этих существ – "ты одинока, так же как я, в этой агонии длиной в целую жизнь". В альбоме фигура сирены ничуть не угрожающая. Это лишь ещё одно страдающее измученное создание, осознавшее свою безрадостную участь, и свою неспособность изменить судьбу.

– Получается, сирены у вас – это друзья и коллеги по несчастью, такие же потерянные и одинокие, вызывающие эмпатию и сочувствие… А как вам работалось в этот раз с Елизаветой, сразу ли удалось достичь нужного звучания её вокала и записать всё с первого дубля, и нет ли планов ввести её вокал в звуковую палитру Talsur на постоянной основе и уделять женскому вокалу чуть больше места и внимания, как это было у Paradise Lost, Lake Of Tears и у той же Anathema, где появлялись целые треки, исполненные целиком женским голосом?

– Работалось прекрасно. Елизавета – подарок судьбы. По поводу более плотного участия – всё возможно. Хоть мне пока песни Talsur слышатся исключительно с мужским вокалом, не исключено, что однажды захочется поэкспериментировать. В конце концов, о живых выступлениях я тоже сначала не думал. Как она сама говорит – будем жить, будем видеть.

– А насколько вероятно, что однажды вы обратитесь к излюбленному вокальному приёму готик-метал-групп именуемому “Красавица и чудовище”?

– Если история того потребует – непременно!

– Если сравнить “Lighthouse for a Charon’s Boat” с каким-то классическим произведением, то с какой книгой какого автора вы бы его сравнили?

– "На реке" Ги де Мопассана. Страшно, вязко, грустно.

– А насколько “Lighthouse for a Charon’s Boat” мифологичен и метафоричен? Вообще насколько верно будет говорить про Talsur как про мифологический дум?

– Судя по Харону и Сирене, связь с мифологией отчётлива. Но я не назвал бы мифологизм ключевым аспектом Talsur. Мифология для меня – отличное поле размышлений и прекрасный инструмент, помогающий переосмыслять и анализировать реальную жизнь. Я и прежде обращался к известным сюжетам, например про графиню Батори, или миф о Прометее. Но никогда не ставил цели просто хрестоматийно пересказать эти легенды. Всегда хотелось пропустить их через иную призму.

– Титульная вещь была придумана аж десять лет назад, некоторые другие треки, вошедшие на альбом, тоже имеют достаточно внушительную историю, это  означает, что альбом в итоге получился ретроспективным, основательным, всеобъемлющим и вбирающим воедино всю историю Talsur? Насколько это делалось осознанно и специально?

– Десять лет назад родились первые риффы, которые послужили основой для песни, но целиком она была сделана только этим летом. Вообще начиная работу над новым материалом, я стараюсь привнести как можно больше нового. Если чувствую какой-то ступор, обращаюсь к темам, которые ждут своего часа в закромах. Так вышло, что для этого альбома очень пригодились многие мои старые наработки. Некоторые из них были написаны раньше, чем оформился проект Talsur, и поначалу звучали совершенно иначе. Здесь снова играет роль переосмысление, другой взгляд на уже существующее. Но получилось это незапланированно, даже и не представлял, какое богатое наследие сам себе оставил.

– Над каким треком с альбома вам было сложнее всего работать и какая из композиций с диска вам самим нравится больше всего?

– Они все рождались с боем. Больше всего сил ушло на открывающую песню “Forgotten Shore”. Как правило, основной скелет альбома у меня идёт легче всего, а вот открытие и закрытие требуют особого подхода. Изначально было где-то 12-15 аранжировок, кое-какие отрывки потом ушли в другие песни, какие-то удалены с концами. Получался какой-то злосчастный конструктор, который сводил меня с ума. Но в конце концов всё стало на свои места, и на альбоме звучит тот вариант, который больше всего мне по душе.

А самая любимая на альбоме – “Boundless Sleep”. Она была написана самой первой, и достаточно быстро. По структуре она тоже проще, чем всё, что я до этого сочинял. Мне нравится, как она звучит, и нравится её самодостаточность.

– Чего ожидать от концерта 15 декабря, и можно ли назвать этот гиг особенным и юбилейным для вас?

– Ждать можно чего угодно, я и сам не представляю, что это будет за вечер. Концерт, безусловно, особенный, первый полноценный сольник за всю историю проекта. Если бы кто-то сказал мне в самом начале, что я своими силами устрою сольный концерт собственной музыки в центре столицы – не поверил бы и рассмеялся. А сейчас вовсю готовимся. Несмотря на небольшой клуб и скромный охват, хочется сделать всё на высшем уровне, поэтому волнение конечно присутствует.

– Ну что ж, это действительно успех, и я искренне рад за Talsur! А как так вышло, что только спустя девять лет существования вы дошли, наконец, до сольного концерта? Как так сложилось, и что стало причиной того, что звёзды сейчас сошлись правильным и нужным образом?

– Изначально я в принципе не думал о живых выступлениях. Отчасти именно с этим связано обилие релизов в первые годы. В 2015-м в Пензе играть дум-метал было не с кем и негде. К тому же, я знал о скором поступлении в Гнесинку и вынужденном переезде в Москву. В такой обстановке готовиться к концертам, тем более самому их организовывать, просто было невозможно.

Сейчас ситуация для этого более благоприятная. Чувствуется больший интерес к российской экстрим-сцене, появилось множество отличных новых команд. Но ключевой момент, придавший мне смелости выйти на сцену, это люди, с которыми мне посчастливилось работать. Помимо того, что этого крутейшие музыканты, между нами сложились прекрасные человеческие отношения. Я чувствую, что моя музыка резонирует с их мироощущением, она им искренне нравится. Поэтому и с их стороны я тоже чувствую нужную отдачу. С ними действительно здорово играть.

– А какие-то ещё концертные выступления у Talsur были в прошлом или 15 декабря будет самый настоящий дебют?

– У нас было акустическое выступление в клубе DeFaqTo в 2022 году. Но тот концерт я расцениваю, как творческую встречу с подписчиками. Было очень немного людей, атмосфера была почти семейная. То, что планируется сейчас, радикально отличается и по звуку, и по формату. Это будет первое полноценное выступление – тяжёлое, массивное и заряженное.

– Планируется ли у вас какой-то саппорт 15 декабря и какие-то особые сюрпризы для слушателей?

– Нет, пока выступаем без разогрева. А по поводу сюрпризов – всё может быть. Заранее ничего не планируем, да и самое захватывающее никогда не запланируешь. Но готовы ко всему, и всё примем.

– Сколько человек вам хотелось бы собрать и кого ожидаете увидеть среди посетителей в этот вечер?

– Хотелось бы конечно, как можно больше. Любой артист хочет видеть больше публики. Но мы будем рады каждому, кто придёт, кто будет слушать и поддерживать, принимать нашу энергетику и отдавать свою. Не так важно, 20 человек или 120 – главное, чтобы это были искренние эмоции, и чтобы все незабываемо провели время.

– Стоит ли думать, что теперь концерты станут для вас регулярным событием?

– Не рискну озадачивать. Основа Talsur – музыка одного человека. Так что, возможно будут ещё выступления, но скорее всего не очень много. Хотя кто знает, поначалу я от концертов совсем отказывался.

– Что в самых ближайших планах?

– В двух словах: делать музыку. Самые ближайшие планы – концерт 15 декабря, и дальнейшая работа над ЕР. С альбома осталось несколько невошедших демо, хочется их целостно оформить, поэтому в наступающем году точно будет новый релиз.

– Когда год подходит к концу, принято подводить итоги. А как бы вы описали уходящий год и каким он был для Talsur и для Вас лично?

– Год был богат на события. Основным, конечно же, стал выпуск альбома, уж очень много сил и времени он забрал. Предстоящий концерт тоже серьёзная веха в истории проекта. Если коротко описать этот год и его итоги для меня, получится всего два слова: новые ступени. Надеюсь, дальше  – больше.

– Может быть, сможете поделиться своим топом музыкальных новинок, вышедших в 2024 году? Какие альбомы впечатлили вас в этом году больше всего?

– Одно из ярчайших открытий, как для меня, так и для всей дум-сцены – группа Полуночь. Я помню своё состояние, когда случайно наткнулся на первые песни, помню осознание, что ничего похожего я не слышал, и помню восхищение недавним их дебютным альбомом. Потрясающие ребята, с которыми рад был бы поработать. Также, мои любимые французы Hangman's Chair выпустили недавно крепкий и очень атмосферный сингл. Тоже на репите в последние дни.
Именно топ 2024 навряд ли наберётся, в этом году не очень получалось следить прямо за новинками. А то, что я обычно слушаю, вышло очень давно.

– А как у Вас в целом ощущение – дум-метал в глобальном масштабе жив и полон сил или всё-таки не совсем всё хорошо в этом плане? Много вдохновляющих альбомов встречаете в данном жанре и не разочаровывают ли новинки от грандов?

– Живее всех живых, как ни странно. Я думаю, мы ещё много сокровищ найдём в этом ларце безысходности. Касаемо мастодонтов жанра – конечно, былого запала не вернуть, и всё чаще заметны промахи. Но они имеют на это право. Плюс в том, что на каждую такую неудачу от отцов появляется россыпь удивительных групп, уникальных и интересных. Поэтому в этом плане за будущее жанра я спокоен.

– Как планируете встречать Новый год и чего ждёте от наступающего 2025 года?

– Встречать планирую как обычно, скромно с семьёй. От наступающего года жду меньше нервов и больше возможностей. Я думаю, это желание разделяют многие.

– Какого вопроса вы больше всего ждали сегодня от меня, но в итоге так и не услышали?

– Такого нет, многие вопросы наоборот удивили и порадовали.

– Ваши финальные слова и пожелания тем, кто нас сегодня читал?

– Любви, здоровья и сил. Остальное не важно. И конечно, как можно больше музыки!

– Спасибо за интервью!

– Спасибо вам!

Алексей "Astarte Eel" Иринеев